Рядом с нами

Пробудившись, Левик, мурлыча, потягивается, делает несколько гимнастических упражнений (это на всякий случай, чтобы не начало расти брюшко), достает из комода чистую пару отцовского белья и отправляется в ванную. Сегодня послеобеденный сон у Левика несколько затянулся, и он не успел вылезть в окно до прихода Зои Александровны. Но встреча с матерью нисколько не обескуражила сына. Левик вышел из ванной красный, распаренный, мило поцеловал Зою Александровну и сказал:

— Я забежал на минуточку повидаться с тобой, тоскливо мне без тебя, мамка!

И пока Левик завязывал у зеркала галстук, Зоя Александровна с удивлением смотрела на него. А удивляться было чему. На этот раз Левик забрал у отца не только белье, но и его выходной костюм.

— Ты объясни отцу, — сказал Левик, усаживаясь за стол пить чай, — что человек в его возрасте может спокойно ходить и в старом костюме, а мне неудобно в старом.

Зое Александровне было горько и больно за своего сына, ей хотелось, сесть за стол против Левика и сказать ему, что стыдно здоровому человеку всю жизнь ходить в чужих костюмах и есть чужие обеды.

И мать села против сына, но и на этот раз она сказала ему про то, что думала. Мать положила на стол свои усталые руки и благоговейно смотрела, как аппетитно пил чай ее сын. А Левик, пока он сидел перед вазой, полной коржиков, очень мило шутил с матерью, говорил ей всякие ласковые фразы, и мать думала уже не о легкомысленном образе жизни своего сына, а о его детстве. Давно ли Левик был мальчиком и лежал у нее на руках, завернутый в пеленки, а сейчас этот мальчик — мужчина, которому отцовский пиджак тесен в плечах. От умиления лицо матери светится доброй улыбкой.

"Ну, вот и хорошо, момент, кажется, подходящий", — думает сын и говорит:

— Выручи, мать. У меня туго с деньгами.

— А ты разве не взял в коробке?

— Взял, но мне тридцатки мало.

— У меня больше нет.

— А здесь?.. — И Левик, улыбаясь, взял со стола сумку матери. — Ну, конечно, здесь есть.

— Это последние.

Но сыну нет дела до этого, он забирает деньги, целует мать и выскакивает в окно.

— Передай привет отцу! — кричит он со двора и скрывается за углом дома.

Матери лучше не напоминать отцу о сыне. Вот уже второй год, как Алексей Федорович не разговаривает с Левиком.

А сердиться отцу на сына было за что. Два года назад Левик кончил курсы шоферов. Человек получил хорошую специальность, но за два минувших года он и двух дней не проработал в гараже. Сын Алексея Федоровича все ловчил, искал, где полегче. Недели три он работал в библиотеке, потом месяц заменял в санатории ушедшего в отпуск физкультурника, затем еще один месяц заведовал ларьком по продаже газированных вод. Долго Левик нигде не задерживался, предпочитая жить вольной птицей. В трудную минуту он наведывался в дом родителей. Если в коробке из-под конфет не было денег, сын тут же отправлял местную телеграмму по служебному адресу матери: "Люблю, скучаю. Высылай двести".

Об этих телеграммах прослышал сосед по квартире Николай Павлович. Николай Павлович знал Левика немало лет. Он несколько раз пытался поговорить с ним, но из этих разговоров ничего путного не получилось. Тогда Николай Павлович сел и написал письмо в редакцию.

"Природа ничем не обидела этого парня, — писал Николай Павлович. — Все дала ему с избытком: высокий рост, красоту, молодость. Не дала природа нашему Левику только совести. И вот он ходит в таком некомплектном виде по городу Пятигорску, позоря себя и своих родителей".

Прежде чем напечатать письмо Николая Павловича в газете, редакция решила уточнить кое-какие факты и обратилась с запросом к родителям Левика.

Получив письмо из редакции, Зоя Александровна сильно расстроилась.

— Что с вашей супругой? — спросил Николай Павлович соседа.

— Горе. Кто-то написал в редакцию письмо про Левика. Назвал его бездельником, эгоистом.

— Разве это не правда?

— Правда, но зачем было писать? Это — дело наше, внутреннее, семейное. А вот теперь из-за какого-то злопыхателя в наши дела вмешивается общественность.

— Почему злопыхателя? — густо покраснев, сказал Николай Павлович. — Я писал искренне, от чистого сердца.

— Вы?!

Николай Павлович не видел в своем поступке ничего предосудительного. Он хотел помочь соседям образумить сына, а соседи не приняли его помощи.

Николай Павлович был так огорчен всем происшедшим, что в тот же вечер отправил в редакцию второе письмо.

"Больше всех меня ругает сейчас моя собственная жена, — писал он. — Жили мы тихо, мирно, — говорит она, — и вдруг тебя угораздило взяться за перо. Ты кто, писатель? Нет, обыкновенный зубной врач. Ну и работал бы со своими пломбами и коронками. А то взялся за воспитание чужих детей. Теперь Зоя Александровна на нас и смотреть не хочет. Сегодня прошла мимо и даже не поздоровалась. И правильно. Нас считали за хороших соседей, а ты взял и оскандалился.

— Моя жена так расстроилась от всего происшедшего, что даже заболела, — пишет нам Николай Павлович и делает неожиданный вывод: — Я прошу редакцию не печатать посланного к вам письма".