Рядом с нами

Поярков ждал не только писем, но и почестей. Ему казалось, что сразу же после выхода в свет его стихов во всех смоленских школах и вузах будут устроены творческие вечера Пояркова. А этих вечеров не было.

Не дождавшись признания своего таланта в областном центре, молодой поэт решил попытать счастья в районном. И вот в местной газете появилась целая страница, посвященная творчеству Пояркова. На этой странице было все, чего только могла пожелать душа поэта: его портрет, биография, хвалебная статья, — все… кроме голоса читателей. Читателям просто-напросто не хватило на этой странице места, ибо все хвалебные статьи по адресу поэта Пояркова были написаны… самим поэтом Поярковым. Что же касается портрета, то и клише с портрета было заказано поэтом еще в областном центре и доставлено лично им в районный на предмет его опубликования.

Несмотря, однако, на все старания поэта, районный центр, как и областной, остался равнодушным как к его творчеству, так и к его личности.

"Нет, с одной книжкой настоящей популярности не добьешься", — подумал Поярков и решил немедленно издать вторую.

— А редактором вы назначьте мне Николая Ивановича, — сказал Николай Варфоломеевич директору издательства.

Николаю Ивановичу было приятно такое предупредительное отношение к себе со стороны молодого автора, и он тут же принялся за чтение второй книжки Пояркова. Но это чтение не доставило удовольствия редактору. Новых произведений в книжке почти не было. Сборник был составлен из стихов, забракованных в свое время редколлегией "областного альманаха". А эти стихи и в самом деле были очень плохи. В них можно было прочесть такие строчки: "Крупным потом (?) время мчится", "В громе(?) зеленых крон", "Еще вчера ты ладил (?) с черепицей", "Вот ребенок закричал спросонок с оспой привитой — она в пути" (оспа в пути!), "Автомобилям(?) и лошадям под ноги лег гудрон"…

В двадцати семи небольших произведениях было около ста пятидесяти плохих строк. Редактор терпеливо пытался разъяснить поэту, что так писать нельзя, что это безвкусно, неграмотно. Но на поэта не действовали никакие резоны. Поярков уже не только спорил из-за каждой строчки с редактором, — он бегал жаловаться на него во всякие учреждения:

— Караул, помогите!

Молодой автор пытался за демагогическими заявлениями спрятаться от критики. Достаточно было кому-нибудь сделать даже самое невинное замечание по поводу его стихов, как он немедленно зачислял этого человека не только в свои личные недруги, но и в недруги всей советской литературы.

Не желая ссориться с Поярковым, издательство было вынуждено назначить ему вместо Николая Ивановича второго редактора, за ним — третьего, четвертого. Но ни один из них не сумел потрафить молодому поэту. Каждое отвергнутое стихотворение вызывало с его стороны десятки жалоб. Жалоб было так много, что молодой поэт в целях канцелярской рационализации сопровождал каждое свое письмо специальной припиской: при ответе ссылаться на наш исходящий номер. А эти номера Н. Поярков обозначал своими инициалами: Н. П. - 10 или Н. П. - 20.

В прошлом году последняя исходящая бумага вышла за № Н. П. - 289. А если учесть, что в том же году поэт написал всего девять стихотворений, то нетрудно представить себе, какое страшное разочарование постигнет подписчиков будущего полного собрания сочинений Н. Пояркова. На один тоненький томик посредственных стихов почтальон принесет им семьдесят пять томов жалоб и заявлений поэта.

Кому же пишет жалобы поэт? Всем. Н. Поярков ищет заступничества у ответственных работников, знакомых литераторов.

По знакомству можно получить должность завхоза, стать по знакомству поэтом нельзя. Поэт — это прежде всего труженик. Пушкин работал над "Евгением Онегиным" больше восьми лет. Гоголь, Толстой переписывали свои произведения по семь — десять раз. А вот Николай Поярков считает зазорным лишний раз переписать свое произведение. Он диктует стихи на машинку и требует, чтобы они тут же включались в хрестоматии.

— Мне можно, — говорит он. — Я новатор.

Этот «новатор» нумерует не только свои исходящие. Даже самого себя он называет теперь не иначе, как "поэт № 1". "Областной альманах", по его словам, может гордиться только одним земляком — Поярковым.

Самовлюбленность — болезнь возраста. Говорят, композитор Гуно в семнадцать лет заявлял: "Только я". В двадцать лет он смилостивился и сказал: "Я и Моцарт". В двадцать пять лет он стал более объективен и заявил: "Моцарт и я". А в тридцать лет Гуно говорил: "Только Моцарт".

Николаю Пояркову уже под тридцать. Детская болезнь у него, как видно, затянулась и дала неприятные осложнения. В результате взрослый человек продолжает до сего времени ходить в мальчиках и доказывать:

— Я и больше никто другой!

С этой целью Поярков не только наводняет наши учреждения своими бестактными письмами, но и требует вдобавок при ответе ссылаться на его исходящий номер. Что ж, уважим просьбу Николая Варфоломеевича. Пусть эти строки и будут ответом на его последний исходящий: Н. П. - 289.

1951 г.

СВОЙСТВО СЕРДЦА