Уезжал я с тяжёлым сердцем, неудача в первых плавках могла надолго затормозить прогресс в устюженской металлургии. Полного краха всех начинаний ожидать не приходилось, но затруднения в изменении экономики удела увеличились бы многократно. Всё чаще на ум приходили мысли, не зря ли мной прилагаются усилия толкнуть уклад местной жизни на более привычный для меня путь развития. Деятельность, начатая для улучшения качества лично своего существования, постепенно оборачивалась грандиозным предприятием, могущим изменить судьбу огромного числа людей, населяющих Московское государство. Надежда предотвратить Смутное время постепенно становилась идеей фикс. Просто живого царевича Дмитрия для этого было явно маловато, поскольку из школьных уроков я помнил, что причины того несчастья – социально-экономические, отягощённые трёхлетним голодом и иностранной интервенцией. Если уж суждено мне перевернуть здешний мир, то Угличскому уделу надлежало стать точкой опоры, а рычаг ещё предстояло отковать.
До столицы удела наш отряд добрался за четыре дня. Спешили мы, словно за нами гнались. Последний кусок пути, там, где дорога шла по Волге, нам через каждые полверсты стали попадаться трупы людей – мужчин, женщин, детей. Тела их растаскивались хищными птицами и зверьми. Именно по взлетавшим падальщикам становилось понятно, где закончился путь очередного несчастного.
– Видать, удачным вышел поход, – вздохнул Афанасий. – Ногайцы с добычей в степь возвращаются.
Мне хотелось зажмурить глаза и именно так ехать до Углича. Я был рождён в другую эпоху и не мог скользить по сторонам равнодушным взглядом, как мои сопровождающие, не обращавшие никакого внимания на чёрные кучки на снегу, над которыми скакали и дрались птицы.
По приезде первым делом Ждан бросился к денежным сундукам, а через несколько часов, выйдя от них, вид имел довольно озадаченный.
– Каждый угорский просмотрел, все истинные, – чесал в затылке наш казначей. – Даже обрезанных самый малый чуток, и двадцати не будет. Зря я на Сёмку грешил, прости меня Господь.
Позвали ездившего торговать в Ярославль приказчика Семёна Васькина, а с ним и остальных удельных торговцев.
– Поведай нам, Сёма, каким обычаем ты так расторговался? – казначей выглядел, как кот, объевшийся сметаны.
– Приехал до города, испоместился в гостином дворе. Следующим днём до целовальника мытного пошёл, явить тарханную грамоту, князь-то наш свободен от уплат пошлин на свои товары. Дал в мытной избе подъячему две новгородки, чтоб не волокитил со списком. Сел в назначенную при гостином дворе лавку, стал торговать, – обстоятельно выкладывал сведения наш приказчик, мужичок лет тридцати с невзрачным, рябым лицом. – Сосед у меня по гостинке оказался немец любечский, сам почти не торговал, только приглядывал, кто чем торг ведёт. Энтот купчина и по-нашему мал-мала балакал, слово за слово, сказал он, что по вешней воде к Астрахани тронется, с персами дела вести.
– Да быстрей ты сказывай, как угорские-то получил, – поторопил рассказчика Ждан.
– Ну дык вот, куплей мало, народец щупает, да не берёт, – не обращая внимания на поторапливания, так же неспешно продолжил Семён. – Дай, думаю, до Нижнего съезжу аль до Казани. Наново пошёл в мытную избу, нет никого. Спрашиваю – где подьячий? У стрельцов, бают. Мню, по старому знакомству да за серебро мне приказной тот грамотку и у стрельцов, и у себя в избе напишет. Пошёл искать, а нашедши – услыхал, как тот караульных стрельцов распекает, мол, пьяны, надо обыском идти, вы ж на ногах не стоите.
– Нам про пьянство не надо, нам про злато надо, – потерял терпение Тучков.
– А яз об чём? – удивился приказчик. – Пока грамотку провозную мне писали, спрашиваю: вора, что ль, ведомого изыскали, обыскто чинить? Нет, говорит мне тот подьячий, ябеда пришла от аглицких немцев. Мол, есть на гостином дворе чужеземец, тайком в Персию пробирается, да с ним товары заповедные, да в список не внесённые.
– Ты меня нарошно, что ль, томишь, дабы язм от нетерпения извёлся? – возмутился казначей.
– Не томлю, а честь по чести сказываю, – не унимался Семён. – Воровские приметы мне обсказал приказной, ну как есть сосед мой по лавке. Но тот вроде честной купчина, злодейства за ним незаметно. Вернулся в гостинку, спрашиваю немца того: есть ли у тебя нелюбовь какая с аглицкими купчишками? Есть, говорит, ревность они ко мне имеют, что промеж них решил с Персией торговать, хоть и в Астрахани. Ну, тогда готовься, сказываю, извет на тебя послали, завтра поутру обыск тебе будет.
– Ну и где тут угорские? – Ждан уже рычал.