Рядом с врагом

— Ваши отец и муж должны немедленно встать на учет в комендатуре. Нам нужны люди, знающие местный лес. Они получат паек и жалованье. В противном случае… Я очень сожалею. — Офицер продолжал с легкой усмешкой вежливого человека: — Сожалею, что вам не придется увидеть не только их, но и своего маленького сына. Что делать! Война. Я знаю, сразу трудно решить. Вас познакомят с текстом письма. Вашего письма, — подчеркнул офицер. — Я надеюсь, что вы еще помните о своем долге. Долге матери, прежде всего.

…Как вышла из комнаты, как шла по коридору — Тамара не помнит.

Сквозь слезы, уже не имея сил сдерживаться, она рассказала женщинам обо всем.

До этого часа женщины как-то сторонились Тамары. Она была для всех чужой и незнакомой.

— Значит, дочка Приходько? — переспросила Орлянская. — Знаю старика. Часто заходил к мужу. А тебя не помню. Выросла, наверное. И Султанова знаю. Бывал у нас.

Помолчав, Орлянская задумчиво сказала:

— Трудную задачу, дочка, тебе решать придется. Мне вот тоже. В деревне была, возвращаюсь — и к ним в лапы. Теперь предлагают, как и тебе, письмо подписать. Лучше смерть принять! А если подделают подпись? Да не поверит муж.

Она покачала головой:

— Ни за что не поверит!

Ночь была бесконечной. Изредка по стене и потолку метались синеватые лучи автомобильных фар. Лязгая гусеницами, проходили танки, слышался резкий стрекот мотоциклов. Часто, очень часто раздавались выстрелы.

Бесконечная ночь. Тамара так и не сомкнула глаз.

— Бахтияр!.. Боря!.. Боренька!.. — шептали ее сухие губы.

Тамара старалась вспомнить радостные картины… Она идет по залитым солнцем улицам Ташкента. Как все вокруг весело, красиво! А главное — рядом Шерали. Он бережно несет их малыша. Сколько ему было?.. Да-да… Три недели он уже прожил на свете! Природа щедро украсила эти дни цветами, голубым чистым небом, густой листвой.

— Бахтияр!..

А потом они поехали…

— Приходько! — раздается грубый голос.

Тамара вздрогнула. Ночь все-таки прошла. Наступило утро. Страшное утро. Кивком головы простившись с женщинами, Тамара вышла в коридор.

Тот же кабинет, тот же офицер.

Протягивая листок бумаги, он по-прежнему вежливо предлагает:

— Самое благоразумное, что только можно придумать. Перепишите своей рукой.

Тамара смотрит через плечо фон Штаммера. Сегодня штора поднята и окно без решетки. Там улица. Кружится пожелтевшая листва. И вдруг!.. Тамара даже наклонилась вперед.

За окном, оживленно разговаривая с немецким офицером, прошел…

Тамара чуть не вскрикнула…

«Неужели!.. Да, да… Это он!..»

Женщина еле держалась на ногах. Невероятно… но сейчас, рядом с врагом, она увидела на мгновение знакомую, стройную фигуру, смуглое лицо своего мужа, любимого человека.

«Неужели… Шерали!» — сразу в памяти встала сцена на разъезде, патруль пограничников, арест мужа. «Да что же это такое!..»

Ее привел в себя голос коменданта:

— Рекомендую подумать.

Собрав остаток сил, Тамара вышла в коридор.

Минут через десять так же была удивлена Галя. Она мельком увидела эту странную пару из раскрытых ворот госпиталя.

Галя еле дождалась приезда Тимофея. Сгружая дрова, Тимофей не замечал девушки.

Он должен быть равнодушным ко всем окружающим, должен заниматься своим делом. Хотя, как человек, выросший в лесу, Тимофей все видел и слышал.

Вот и сейчас ни единым движением он не выдал себя.

— Здесь Шерали, — прошептала Галя, — я видела.

Не приостанавливая работы, Тимофей ответил:

— Не может быть.

Галя не рисковала останавливаться, она пробежала мимо парня, такая же равнодушная, чужая.

А Тимофей продолжал сбрасывать дрова с повозки, не замечая, что делает это уже торопливо, стараясь как можно быстрее окончить работу.

ПОРА ДЕЙСТВОВАТЬ

— И, главное, не торопясь. Учти: пуля — фриц, вторая — второй фриц… Только так нужно стрелять. — Янис присел на корточки, проверяя у партизана изготовку «стрельба лежа».

Янис оказался неплохим «преподавателем огневой подготовки», как его в шутку называли товарищи.

Объяснял он не совсем по-уставному, но понятно. Когда у него недоставало слов, Янис брал винтовку в руки, показывал. Стрелок он был отличный.

— Бывало, в части только и слышишь Янис да Янис, — вспоминал Михайлов. — На всех стрельбах выходил первым.

— А… — недовольно морщился Янис — То мишени. Бумага, фанера. Вот теперь нужно пострелять. Тогда и говорить будем.

Его белесые, еле заметные брови опускались над синеватыми глазами, и он отворачивался. Янис не любил похвал.

— Почему же не вспомнить хорошее? — сказал однажды Шерали. — В учебе вы отличались, значит, и в бою отличитесь.

— Тогда говорить будем, — упрямо повторил Янис. Но все знали, что он и «тогда» говорить не будет.

Первое пополнение «Маленького гарнизона», которое привел Тимофей, на редкость оказалось удачным и нужным для отряда.

Гизатуллин словно родился разведчиком. Ходил он бесшумно, легко.

— По-кошачьи, — точно определил Михайлов.

На это сравнение Гизатуллин не обиделся. Он только прищурил глаза и расправил складки гимнастерки под ремнем. Это движение еще больше подчеркнуло его ловкую, стройную фигуру.