Рядовые Апокалипсиса

Это да, компания у них там, в Осинниках, выдающаяся: большая — человек десять-двенадцать, и дружная. Не поверите — банная. Уже лет, не соврать, пятнадцать, если не двадцать, примерно в одном и том же составе каждое воскресенье в бане собираются. Часов с трех дня и до самого закрытия сидят, парятся, пиво или чай травяной пьют, за жизнь разговоры разговаривают, анекдоты травят. Меня в свое время, можно сказать, из этой бани в армию провожали и в ней же назад встречали. Да и после каждой командировки на Кавказ заезжаю отметиться — традиция. А так я там давненько не появлялся: как отец говорит, мне там уже и прогулы ставить перестали. Но приветы через него вся тамошняя «старая гвардия» передает постоянно. Такой вот небольшой «клуб по интересам». И интересы эти не только в сравнении дубовых веников с березовыми и темного пива со светлым заключаются. По крайней мере, насколько я знаю, какие-никакие «гладкие» охотничьи ружьишки есть у всех, а кое у кого, как у отца моего, и нарезные карабины имеются. Но тут не столько «клуб», сколько Земляничное свою роль сыграло. Земляничное — это деревенька неподалеку от наших Осинников. Деревенька — так себе, маленькая. Известна только тем, что неподалеку есть источник, вроде как даже самим Сергием Радонежским найденный, да охотхозяйством, в котором в свое время сам «дорогой Леонид Ильич» кабанов постреливал. В девяностые там дела шли так себе, но совсем в трубу не вылетели, а последнее время так и вовсе ситуация на поправку шла. И большая часть тамошних сторожей, егерей и прочего персонала — наши, из Осинников. Да и просто охотников в поселке всегда хватало. Отец там далеко не единственный отставник: кроме него есть еще как минимум два тезки, которых между своими так и зовут: Володя-майор и Володя-подполковник. Да и срочную по молодости служили все, старой закваски люди, не нынешняя «поросль», только и умеющая, что от военкоматов бегать да за родительские деньги «белые билеты» покупать.

«… А уж когда по телевизору начали передавать сначала про режим ЧП, а потом и про мертвецов… Короче, сын, это ты последние пятнадцать лет в поселке несколько раз в году наездами бываешь, да и служба у тебя. А мы с матерью здесь полжизни прожили, я тут всех знаю, меня все знают. Не могу я отсюда так просто убежать, да и не хочу. Так что — остаемся мы.

В Осинниках пока тихо, ни одного мертвеца не видели. До Посада-то далеко, не добредут. Мать тебе привет передает. И если будет возможность и время — заезжай. Поговорить нужно: ты ж у нас фронтовичок, советы твои нам совсем не помешают, а то что я, что Володьки оба-два, хоть и офицеры, но малость по другим ВУСам[93]

. Ладно, бывай. Ждем в гости. Отец».

М-да… А собственно, чего ты вообще ожидал, Борис Михалыч? Можно подумать, ты своего отца не знаешь? Вот заехать к ним нужно будет обязательно. Мало ли, может, и правда смогу подсказать что-нибудь дельное. Больше того, надо им еще и про раздачу оружия рассказать. Хотя телевизор они смотрят, наверняка уже сами в курсе. Так что, думаю, уже съездили или в самое ближайшее время поедут.

— Ну что, прочитал? — Вопрос сестры выводит меня из задумчивости.

— Прочитал… Кто бы, блин, сомневался… Всю жизнь он у нас такой…

— Он один, что ли? — ехидно фыркает Тонька. — На себя в зеркало погляди! Копия. Перед вами обоими хоть флаг неси — рыцари без страха и мозгов.

— А это разве плохо?

— Сейчас — наоборот. — Лицо Антонины посерьезнело, да и шутливые интонации из голоса пропали. — Когда вокруг полный мрак, людям всегда нужен кто-то, за кем можно пойти. Нет, даже не так: нужны те, кто возьмут на себя ответственность, возглавят и поведут. А то и силой потащат, если понадобится. А такие, как вы, всегда сами будто напрашиваетесь, сами вперед лезете.

— Так ведь должен же хоть кто-то…

— Вот-вот, а почему «кто-то» — это обязательно должен быть ты? Почему у остальных — семьи-дети, а вы вечно за всех оптом переживаете?!

Ответить мне нечего, вроде и правда в ее словах есть, но как-то не по душе мне такая правда.

— Не дуйся, Грошев, — грустно улыбается сестра и легонько тычет меня пальцем в переносицу. — Я ж тебя уже тридцать лет знаю. Вы иначе просто не умеете. Об одном прошу — про себя совсем не забывай. У тебя есть мы, мы тебя любим и за тебя переживаем. Ты нам нужен, причем не в виде героического портрета в траурной рамочке и ордена на бархатной подушке, а живой и здоровый. Сказку про Данко помнишь? Вести людей к свету — это очень правильно и благородно, но иногда для этого приходится вырвать из груди свое сердце. А человек без сердца даже в сказках долго не живет.

— У-у-у, Мелкая, что-то тебя совсем на черную меланхолию потянуло. А ну улыбнись и не кисни!

Сестра послушно улыбается. Улыбка у нее красивая, будто у какой-нибудь кинозвезды голливудской. Вот только глаза все равно остались грустными, а они, как правильно кто-то умный подметил, — зеркало души. Они не врут.