— А что делать? Не мы такие… Как еще сейчас можно заставить молодых лбов, не желающих работать? Нет, я молчу про пенсионеров или, допустим, женщин с маленькими детьми. Даже в блокадном Ленинграде была категория «иждивенцы» и им еду «за так» выделяли. Не много, согласен, ну так много и не могли. У нас все не так ужасно, продуктов найдем и прокормим. Но именно таких. А вот совершеннолетних граждан, которые всю сознательную жизнь мобильными телефонами торговали или в перерывах между «Пауком» и «Одноклассниками» никому не нужные бумажки с одного угла стола на другой перекладывали… Вы что, правда верите, что подобные кадры пойдут работать? Нет, кто-то, возможно, пойдет. Но большинство будет сидеть на заднице и орать про свои порушенные злобными ментами права. Это у них сейчас модно. «Я свои права знаю!» А то, что права гражданина — это всего лишь «приятный маленький бонус» к его же обязанностям, — давно забыли, если вообще когда-то об этом слышали.
Ага, кажется, в точку попал. Батя нахмурил брови, задумался. А я продолжаю:
— Вот и выйдет, что одни будут, собой рискуя, крупы и тушенку со складов в замертвяченных городах вывозить и на стенах с автоматами стоять, а другие, пользуясь тем, что ни черта не умеют и уметь не хотят, будут, вопя про свои права, за их спинами сидеть и кашу, из той крупы сваренную, жрать? А не облезут? И даже не в этом главный вопрос. Главный — как скоро такая ситуация надоест тем, кто вывозит и стои́т?
— Нет, Грошев, тебе точно в писатели идти нужно было, — хмыкает командир. — Ну а если все равно не захотят: мол, сами с усами?
— Да ради бога! Человек работать должен осознанно и добровольно, иначе это не работник, а потенциальный бракодел и саботажник. Оно нам надо? Не хочешь — минимальный необходимый для жизни паек и защиту обеспечим, а остальное — сам, ежели уж склонность к самостоятельности вдруг проснулась. Оружие, вон, любой психически здоровый и несудимый за несколько минут получить может. А дальше — все сам. Вот только за попытки взлома магазинов в городской черте и воровство наказывать максимально жестко. Про грабежи, разбой и прочие «тяжкие против жизни, здоровья и собственности» я вообще молчу.
— И как наказывать будем? Расстреливать или вешать?
Нет, я так и знал, что икнутся мне еще мои московские «приключения».
— За убийства или изнасилования — однозначно. В остальных случаях — хватит и просто изгнания. Как говорится: «Вон — бог, а вон — порог». Не хочешь жить по-человечески с людьми — живи как хочешь с упырями. Сколько сможешь, столько и живи.
— Злобен ты, прапорщик, — задумчиво качает головой командир.
— Времена такие, товарищ полковник. Мне тут вчера наш Дядя Саня правильную вещь сказал: нет у нас сейчас возможности политесы разводить и в демократию играть. Или хоть кого-то спасаем, или все дружно медным тазом накрываемся. Лично мне вообще не хочется вонючим куском мяса по улицам шаркать и тухлую мертвечину жрать.
— Не поспоришь… Ладно, Боря, основную мысль твоей… ну, пусть будет — докладной записки, я понял. Остальное позже посмотрю, уж не обижайся. — Батя выразительно смотрит на часы у себя на запястье. — Дела не ждут. Скажу одно: такие вот мысли не тебе одному в голову приходят. Я со многими сейчас связь держу, в других местах похожие идеи тоже уже появляются.
И почему я совсем не удивлен? Похоже, прошло время политиков с их бесконечной демагогией о свободе-равенстве-братстве и прочих демократических ценностях. Времена настали суровые и к «рулю» встали военные. Которые не умеют много и красиво говорить, зато привыкли четко действовать.
— Одно мне скажи, Борис, как ты вообще до мыслей таких дошел? — пристально смотрит мне в глаза Львов и аккуратно стучит пальцем по монитору своего компьютера. — Я ведь понимаю, что это все — не экспромт, вчера на коленке сляпанный. Нет, что-то, конечно, именно сейчас выдумано, но вот основные-то идеи…
— Тащ полковник, если расскажу — все равно не поверите, — пытаюсь отшутиться я.
— А ты попробуй.
— Ну, в общем, есть… теперь, наверное, уже — было, в Интернете одно веселое местечко… Форум один. Это такое место…
— Грошев, ты командира совсем за дурака не держи, — ухмыляется Львов. — Я, конечно, малость постарше вас, хакеров доморощенных, буду, но не совсем уж темный и дремучий.
— Виноват! — изображаю я попытку подскочить по стойке смирно и продолжаю: — В общем, тамошние постоянные обитатели сами себя звали «Палатой параноиков». Ни больше, ни меньше. И занимались они на первый взгляд странным — обсуждали все возможные варианты гипотетических концов света. Любых, от ядерной войны до вторжения инопланетян, от очередной революции до падения метеорита. Забавное такое местечко…
— А, по-моему — сборище малахольных идиотов, — хмыкает полковник.
— Ну не без этого. И дураков, и тех, кто дураков изображал, просто так, от нечего делать, там тоже хватало. Но и вполне разумные мысли и идеи частенько проскакивали. Я там частым гостем был. Сидел, читал, прикидывал…
Ловлю на себе подозрительный взгляд Львова и улыбаюсь.