Пока, бормоча что-то себе под нос и поскребывая подбородок мозолистыми пальцами, кладовщик размышлял, чем бы ему все же вооружить Женьку, она подошла ближе и стала разглядывать развешенные на стене позади топчана, единственной нормальной стене этой маленькой «кондейки», плакаты и фотографии. Плакаты, впрочем, ей интересными не показались — обычные рекламные постеры с полуголыми длинноногими красотками в разнообразном камуфляже и с оружием. На каждом — логотип фирмы «Носорог», выпускающей, как Женька поняла, все эти самые шлемы, щиты и разную форму. А вот фотографии оказались куда интереснее, пусть и были маленькими, да и освещение хорошим назвать было трудно. Но на зрение она никогда не жаловалась и потому без особого труда их разглядела. Надо же, чем-то даже похоже на плакаты. Правда, на ярких глянцевых плакатах — почти раздетые девицы с большими бюстами, едва прикрытыми новенькими, яркой расцветки камуфлированными куртками и майками, замершие в неестественных, явно постановочных позах с автоматами, которые, похоже, и держать-то толком не умеют. А на фото, блеклых и выцветших — совсем даже наоборот, молодые, крепкие, коротко стриженные или выбритые наголо парни в потрепанном, выгоревшем камуфляже, увешанные с ног до головы оружием. Причем оружие это, по всему видно, им так же привычно, как собственная рука и нога, оно от них просто неотделимо. По одной фотографии, на которой группа таких вот ребят позирует на фоне избитой пулями до состояния решета придорожной стелы с большими, тоже сильно пострадавшими буквами, складывающимися в слово «Грозный», она определила-таки место, где все снималось, — Чечня. А еще на одной, уже совсем другого качества, словно ее хороший фотограф для какого-нибудь журнала снимал, она увидела среди парней в темно-красных беретах хозяина «кондейки». Правда, на фото он лет, наверное, на двадцать моложе, лицо суровое, с упрямой складкой на переносице, ухоженные, почти гусарские усы. Одет в новехонькую камуфлированную форму, чем-то отдаленно похожую на камуфляж спасших ее омоновцев, только более темных тонов и с пятнами, больше похожими на кляксы[100]
. На голове — такой же, как и у остальных, берет, который, она вспомнила, называется краповым и который носят только самые крутые парни из спецназа внутренних войск, на груди — два светло-серых креста на темно-бордовой колодке[101] и хорошо знакомая ей по открыткам ко Дню Победы и фильмам про Великую Отечественную медаль — «За отвагу». Молодой дядя Коля, опершись подбородком на кулак, смотрит на поющего что-то и играющего на гитаре парня. И глаза у него очень грустные. Надо же, это получается, что забавный кладовщик в прошлом — настоящий герой, спецназовец. А ведь по виду и не скажешь.— Это ведь вы? — зачем-то спросила она, указав на фото.
— Где? — отвлекся от своих размышлений кладовщик и поднял взгляд на фотографию, указанную Женькой. — Ну да, я. Был когда-то. Давным-давно; так давно, что это уже почти неправда.
— Давно, — согласно кивнула Женька. — Вы там молодой совсем и эти мальчики вокруг вас…
— Они многие навсегда такими молодыми и остались…
Глаза у него буквально на мгновение вдруг стали точно такими же, как на фотографии. Видимо, и песня, что пел спецназовец-гитарист с фотографии, тоже была очень грустной. А потом Николай Николаевич тряхнул головой, словно отгоняя излишне навязчивые воспоминания, и снова улыбнулся улыбкой доброго дядюшки.
— Знаю, что тебе дать, красавица. Хоть и не положено вроде, да кому теперь до этого какое дело, в конце концов! Тут я хозяин. И никто мне указывать не будет. Подожди немножко.