Первым, что Юра сделал после того, как закрыл за Светой входную дверь своего коттеджа — это бегом рванул сначала в гараж, где залил бензином первый попавшийся под руку тазик и буквально утопил в нем оба пистолета. С «окурком» было сложнее — не влез, даже со сложенным прикладом, пришлось импровизировать — вложил один в другой сразу шесть больших мусорных пакетов из толстого черного полиэтилена, в них уложил АКСУ и, щедрой рукой плеснув туда все того же бензина, оставил откисать. Потом так же бегом — в спальню. Там достал из оружейного шкафа и зарядил «Моссберг» и тут же набил оба свои патронташа, которые крест-накрест нацепил на себя. Получившийся гибрид Панчо Вильи и революционного матроса Железняка со стороны наверняка выглядел весьма комично, но Юре было плевать, как он выглядит. Главное — как себя при этом чувствует. Тяжелый помповый дробовик, в подствольный магазин которого он натолкал через один пулевые и картечные патроны, придал Паку уверенности. «Помпа» двенадцатого калибра — это вам не монтировка и не топор с пожарного щита. Это, блин, пятисотый «Моссберг Маринер» с магазином на восемь патронов! Есть желающие проверить, каков он в деле? Ну тогда — милости прошу! Как говорится: «Подходи — не бойся, уходи — не плачь».
Сейчас, когда забившая пистолеты и «ксюху» темно-коричневая масса, которую Юра про себя окрестил «серидолом», наконец размякла и почти вся вытекла, Пак принялся за чистку оружия. С «калашниковым» разобрался быстро, а вот на сборке ТТ что-то затупил… А, вот оно как! Точно! Помнят руки! Юра с довольным видом крутанул на пальце собранный наконец пистолет, передернул затвор, вхолостую щелкнул курком, направив ствол в угол, и только потом аккуратно, почти нежно дослал в рукоять снаряженный восемью яркими, словно новые медные монеты, патронами… Все же не прошли даром уроки Лёхи Лохматого, одного из бойцов «бригады» Жмыха, отслужившего в армии, причем не где-нибудь, а в десантно-штурмовом батальоне ВДВ, и успевшего повоевать где-то на югах еще до начала заварухи в Чечне. Он, помнится, поначалу пытался какое-никакое обучение наладить, тактике «коллег» поучить и стрельбе. Но остальным «быкам» подобная муштра пришлась не по вкусу, и они начали всей толпой дружно капать на мозги Жмыхову. Тот, с одной стороны, пользу обучения понимал, но, с другой, прекрасно осознавал, что навести в «бригаде» армейские порядки не выйдет. В общем, получивший от начальства внушение Лохматый сначала занимался только с теми, кому это было интересно, как тому же Паку, а потом и вовсе махнул на все рукой и, сказав Юре на прощанье: «Бывай, кореец, с вами, конечно, весело и денежно, но, боюсь, очень недолго», уехал домой, куда-то под Екатеринбург. И, нужно сказать, как в воду глядел: меньше чем через год почти вся жмыховская братва чуть не в полном составе полегла на одной крупной «стреле» с азербайджанцами, которые, может, и не так круто выглядели, зато имели реальный опыт боев в Карабахе. Тогда Петю Жмыха, ну, и Юру заодно, спасло только то, что уже наступали новые времена, когда самых зарвавшихся и отмороженных без особых затей и сантиментов давили заматеревшие «гоблины» из СОБРа и ОМОНа, а конкурентов начали заказывать не киллерам, а налоговой и прокуратуре. Словом, смог Петя Жмых подняться на более высокий уровень, на котором принято было носить не китайский «Адидас» или турецкий малиновый «пинжак с кармана́ми», а настоящий итальянский «Армани». На котором статус определялся не количеством «быков» и «волын» в «бригаде», а наличием знакомств и связей. И стал понемногу превращаться в успешного бизнесмена Петра Жмыхова, которому, в отличие от бандитского «бригадира» Пети Жмыха, до оружия вообще никакого дела не было. Какое оружие, о чем вы? Это же незаконно! Правда, к совету Пака Петр Сергеевич все-таки прислушался, и в Ивантеевке появилось несколько явок с небольшими оружейными «закладками». Просто так, исключительно на всякий случай. Мало ли что? Ну вот, похоже, этот самый «всякий случай» и настал.
— Света, ну выключи ты эту муру, бога ради, — страдальчески скривился Юра, обернувшись к глядевшей выпуск новостей на НТВ девушке. — Неужто ты веришь, что эти хоть слово правды скажут?