Рядовые Апокалипсиса

Это да, компания у них там, в Осинниках, выдающаяся: большая – человек десять–двенадцать, и дружная. Не поверите – банная. Уже лет, не соврать, пятнадцать, если не двадцать, примерно в одном и том же составе каждое воскресенье в бане собираются. Часов с трех дня и до самого закрытия сидят, парятся, пиво или чай травяной пьют, за жизнь разговоры разговаривают, анекдоты травят. Меня в свое время, можно сказать, из этой бани в армию провожали и в ней же назад встречали. Да и после каждой командировки на Кавказ заезжаю отметиться – традиция. А так я там давненько не появлялся: как отец говорит, мне там уже и прогулы ставить перестали. Но приветы через него вся тамошняя «старая гвардия» передает постоянно. Такой вот небольшой «клуб по интересам». И интересы эти не только в сравнении дубовых веников с березовыми и темного пива со светлым заключаются. По крайней мере, насколько я знаю, какие–никакие «гладкие» охотничьи ружьишки есть у всех, а кое у кого, как у отца моего, и нарезные карабины имеются. Но тут не столько «клуб», сколько Земляничное свою роль сыграло. Земляничное – это деревенька неподалеку от наших Осинников. Деревенька – так себе, маленькая. Известна только тем, что неподалеку есть источник, вроде как даже самим Сергием Радонежским найденный, да охотхозяйством, в котором в свое время сам «дорогой Леонид Ильич» кабанов постреливал. В девяностые там дела шли так себе, но совсем в трубу не вылетели, а последнее время так и вовсе ситуация на поправку шла. И большая часть тамошних сторожей, егерей и прочего персонала – наши, из Осинников. Да и просто охотников в поселке всегда хватало. Отец там далеко не единственный отставник: кроме него есть еще как минимум два тезки, которых между своими так и зовут: Володя–майор и Володя–подполковник. Да и срочную по молодости служили все, старой закваски люди, не нынешняя «поросль», только и умеющая, что от военкоматов бегать да за родительские деньги «белые билеты» покупать.

«… А уж когда по телевизору начали передавать сначала про режим ЧП, а потом и про мертвецов… Короче, сын, это ты последние пятнадцать лет в поселке несколько раз в году наездами бываешь, да и служба у тебя. А мы с матерью здесь полжизни прожили, я тут всех знаю, меня все знают. Не могу я отсюда так просто убежать, да и не хочу. Так что – остаемся мы.

В Осинниках пока тихо, ни одного мертвеца не видели. До Посада–то далеко, не добредут. Мать тебе привет передает. И если будет возможность и время – заезжай. Поговорить нужно: ты ж у нас фронтовичок, советы твои нам совсем не помешают, а то что я, что Володьки оба–два, хоть и офицеры, но малость по другим ВУСам[93]

. Ладно, бывай. Ждем в гости. Отец».

М-да… А собственно, чего ты вообще ожидал, Борис Михалыч? Можно подумать, ты своего отца не знаешь? Вот заехать к ним нужно будет обязательно. Мало ли, может, и правда смогу подсказать что–нибудь дельное. Больше того, надо им еще и про раздачу оружия рассказать. Хотя телевизор они смотрят, наверняка уже сами в курсе. Так что, думаю, уже съездили или в самое ближайшее время поедут.

— Ну что, прочитал? – Вопрос сестры выводит меня из задумчивости.

— Прочитал… Кто бы, блин, сомневался… Всю жизнь он у нас такой…

— Он один, что ли? – ехидно фыркает Тонька. – На себя в зеркало погляди! Копия. Перед вами обоими хоть флаг неси – рыцари без страха и мозгов.

— А это разве плохо?

— Сейчас – наоборот. – Лицо Антонины посерьезнело, да и шутливые интонации из голоса пропали. – Когда вокруг полный мрак, людям всегда нужен кто–то, за кем можно пойти. Нет, даже не так: нужны те, кто возьмут на себя ответственность, возглавят и поведут. А то и силой потащат, если понадобится. А такие, как вы, всегда сами будто напрашиваетесь, сами вперед лезете.

— Так ведь должен же хоть кто–то…

— Вот–вот, а почему «кто–то» – это обязательно должен быть ты? Почему у остальных – семьи–дети, а вы вечно за всех оптом переживаете?!

Ответить мне нечего, вроде и правда в ее словах есть, но как–то не по душе мне такая правда.

— Не дуйся, Грошев, – грустно улыбается сестра и легонько тычет меня пальцем в переносицу. – Я ж тебя уже тридцать лет знаю. Вы иначе просто не умеете. Об одном прошу – про себя совсем не забывай. У тебя есть мы, мы тебя любим и за тебя переживаем. Ты нам нужен, причем не в виде героического портрета в траурной рамочке и ордена на бархатной подушке, а живой и здоровый. Сказку про Данко помнишь? Вести людей к свету – это очень правильно и благородно, но иногда для этого приходится вырвать из груди свое сердце. А человек без сердца даже в сказках долго не живет.

— У–у–у, Мелкая, что–то тебя совсем на черную меланхолию потянуло. А ну улыбнись и не кисни!

Сестра послушно улыбается. Улыбка у нее красивая, будто у какой–нибудь кинозвезды голливудской. Вот только глаза все равно остались грустными, а они, как правильно кто–то умный подметил, – зеркало души. Они не врут.