Ричард Длинные Руки — эрбпринц

— Герцог, вы просто чудо!.. И правильный политик. Население должно видеть, что мы защищаем его. Поэтому нужно казнить разбойника прилюдно! На городской площади. Заранее объявив народу.

Сулливан довольно заулыбался.

— Вот и я то же самое подумал!.. А вы не дурак, ваше высочество. А как его казним? Повесим? Отрубим голову? Утопим?

Альбрехт запротестовал:

— Только не утопим!.. Это что же, с камнем на шее в воду и — ничё? Даже не увидим?.. Нет, это не зрелищно, потеряется нравственно-воспитательное значение. Мы ж казним не столько для него, ему уже все равно, а для других?.. Чтоб видели: такое делать нельзя!

— Нельзя забывать и нравственно-развлекательное значение, — добавил тихо и печально Мидль. — Народу нужны хлеб и зрелища. Прилюдная казнь на городской площади — это всегда праздник! Потому нужно обставлять с наибольшей театральностью, чтобы все собравшиеся получили максимум удовольствия. Ну, там, костюм палача должен быть чист, опрятен и с оборочками, колпак на голове обязательно красный, так красивше…

— И вообще, — поддержал Альбрехт, — палач в данном случае олицетворяет власть, закон, потому должен быть рослым и мускулистым, без изъянов, чтоб не давать почву намекам… Значит, будем вешать? Это в самом деле интереснее. В толпе половина бьются об заклад: сломается шея сразу при падении или повешенный будет долго трепыхаться, пока веревка его удушит окончательно. Бывает, что и два-три часа вот так в судорогах бьется…

Сулливан сказал категорически:

— Это много! Четверть часа — и публика уже устает. Однообразие всегда надоедает. Разве что за это время еще несколько таких же повесить…

— Все зависит от палача, — сказал Мидль.

— Высоты помоста, — возразил Сулливан.

— А если палач накинет на шею слишком толстую веревку? — парировал Альбрехт. — Нет, здесь очень важна и ее толщина, и высота помоста. Я бы вообще запретил эти новомодные штучки с откидывающимся люком под петлей. Когда преступник падает туда, шея часто в самом деле ломается, и народ справедливо негодует. Лучше уж по старинке, когда палач сам вздергивает, натягивая веревку, и преступник поднимается вверх под восторженные крики благодарного народа!

— Я помню, — сказал Норберт мечтательно, — когда вешали вот так мясника из Вонючего Плеса… Палачу пришлось звать добровольцев из народа, а то не мог сам поднять на петле такую тушу!

— Это когда столько набежало, — спросил Альбрехт, — что обвалился помост, а мясник в суматохе сбежал?.. Помню-помню… Нет, ваше высочество, повешение, конечно, зрелищно, особенно когда преступник все же достает носками башмаков земли и скребет по ней… однако недостает самого важного элемента…

— Какого? — спросил Мидль с грустью.

— Крови! — выпалил Альбрехт кровожадно, и лица у всех посветлели, словно на них пал чистый незамутненный свет солнца. — Разбрызгивающаяся кровь… это так зрелищно!.. Один красивый удар остро заточенного топора — голова изящно скатывается с плахи. Палач театрально поднимает ее за волосы и показывает в мускулистой длани ликующему народу, обходя помост со всех четырех сторон. Какой довольный рев поднимается! Как возрастает любовь и преданность к вашему высочеству! Как народ счастлив…

Я видел, что остальные задумались, отсечение головы в самом деле красочнее, минус только один — длится недолго, в то время как повешением можно наслаждаться несколько минут, когда преступник хрипит, выпучивая глаза и багровея, дергается, старается достать ногами земли.

Но слушал я молча, а когда споры зашли в тупик, предложил:

— А что, если провести статистическое исследование?

Все уставились на меня; Альбрехт спросил с подозрением:

— Ваше высочество… а это что?

— Спросить у самого народа, — объяснил я. — И посмотреть, сколько будет за повешение, сколько за отсечение головы. В конце концов, это ведь все для народа делается, для его блага и счастья, так что правильнее будет ему и решать!

Он пробормотал с сомнением:

— Советоваться с простолюдинами?

— А почему нет? — спросил я. — Нам это ничего не стоит, а народ будет счастлив и горд, что лорд у них же и спрашивает, вешать их или рубить головы. И везде слава пойдет, что злые пришельцы с Юга не такие уж и злые, а благосклонны к простому народу, учитывают их пожелания. А это значит, и работать будут добросовестнее! Я им иду навстречу, они идут тоже.

Альбрехт подумал, сказал деловым тоном:

— А публичные казни нужно устраивать в те недели, когда нет ярмарки или в город еще не прибыли бродячие артисты. Два зрелища в одну неделю — это перебор, нужно дозировать. Раз в неделю либо артисты дают представление, либо на площади кого-то казнят…