Здесь из руин городов поднимаются великанские тени древних королей, каждое полнолуние гремит призрачная сталь, войска павших сражаются с прежней же яростью и неистовством, и только третий крик петуха заставляет их уйти снова под землю. Появляются оборотни – потомки тех, кто умер непогребенным, а таких после сражений бывало много. После гибели магов на свободе оказались чудовища, что разоряют села и грозят бедами даже крупным городам.
В трудные времена рождались великие герои, подвижники, я слушал внимательно, но и здесь ценится то, что и везде: честь, отвага, верность, преданность, самопожертвование, защита слабых, готовность отдать все силы обществу… Человек в трудное время везде остается человеком, будь он варвар или христианин. Только богатство и роскошь развращают и превращают нас в животных.
Я смотрел, как она неспешно с врожденной деликатностью срезает кусочки мяса и ест, даже кушает, хотя могла бы просто вгрызться, держа кус обеими руками, но эта дочь проводника караванов и здесь соблюдает манеры. И спину держит прямой, эдакая дочь степей, что не дрогнула и перед ужасным драконом. Хотя, конечно, сперва немножко трусила, но потом да, молодец, хотя никто и не видит ее отваги, но сама себя видит, а для таких отважных достаточно и самоуважения.
Испуганно замерла, когда я поднялся, однако я лишь проворчал:
– Лопай, не отвлекайся… Жуй хорошо.
– Что? – спросила она непонимающе.
– А то подавишься, – сказал я благожелательно.
Узкая щель во вторую нору чем-то тревожит, я присмотрелся и понял, что за стеной еще пещера, а эти камни кто-то нагромоздил намеренно, закрывая вход.
Мириам настороженно следила, как вынимаю самые крупные глыбы и осторожно роняю справа и слева, стараясь, чтобы не раскатывались далеко. Щель стала шире, я навалился всем весом, ветхие камни справа и слева затрещали и рухнули.
Я с удовольствием повел укрытыми за бронированными крепкой чешуей плечами, крепкий я зверюка, вдвинулся в пещерку. Темно, сумрачно, но дальше сверху падает рассеянный свет: свод в каком-то месте треснул, и солнечные лучи, многократно отражаясь о изломы и теряя силу, все же обозначили время суток.
Под ногами камни, но под дальней стеной груды того, чего я меньше всего ожидал: золотые кувшины, широкие подносы из золота и обрамленные драгоценными камнями кубки из серебра. В самом углу два больших сундука и три объемных ларца.
Уже предполагая, что увижу, я зацепил когтем и начал откидывать все крышки, но все равно раскрыл пасть в безмерном удивлении. Еще не видел таких огромных залежей золотых монет, колец, сережек, браслетов, ожерелий и прочей украшательной хрени…
– Эй, – позвал я. – Женщина!..
Из оставленной пещеры донесся дрожащий, но все равно негодующий голосок:
– Чего тебе, рептиль?
– У меня для тебя кое-что есть! – сообщил я весело.
– Подавись им, – ответила она почему-то грубо, – тоже мне, гад чешуйчатый, а туда же!
– Дура, – сказал я и, ломая голову над внезапной агрессивностью, повернулся в тесной комнате и выбрался в большую пещеру к костру. – Сама козу сожрала или и мне оставила?
– А тебе бы только жрать? – спросила она без вызова, но ехидно.
– Грубая ты, – укорил я. – Брала бы пример с меня. Я же сама нежность, ласка.
– А кто съесть меня собирается?
Я изумился:
– А это при чем? Я же буду есть тебя нежно, ласково, с манерами!.. Ты одно с другим не путай. Правда, ты в своей красивой голове две мысли разом удержать не можешь, увы.
Она бросила мне тушу козы.
– Жри!
– Грубая ты, – укорил я. – К тому же лучшее мясо срезала.
Она изумилась:
– А ты в нем разбираешься? Для тебя эту козу проглотить, что мне воробышка съесть!..
Я вздохнул и, прихватив козу, выбрался из пещеры, где на свежем воздухе и принялся жевать испеченную млекопитающую прямо с косточками.
– Женщина, – промычал я с набитым ртом, – так чего ты побоялась заглянуть со мной в тот укромный уголок?
Она огрызнулась из пещеры:
– Вы все, мужчины, только и думаете…
– Только и думаем, – согласился я. – Зато вы совсем не думаете. Да и зачем, когда такие роскошные волосы? Как огонь в ночи, не могу оторвать взгляда… Красивая ты, Мириам. Хоть и злобная.
Она огрызнулась еще злее:
– Ты мне зубы не заговаривай, гад подколодный!
Я подумал, спросил с интересом:
– Где такая колода, под которой могу поместиться?
– Ты жил под корягой, – объяснила она со злорадством, – пока не вырос! Почему я тебя тогда не встретила?
Я держал ее взглядом, она уже осторожненько вышла из пещеры и тихохонько присела в сторонке, стараясь держаться на одинаково безопасном расстоянии и от края пропасти, и от меня.
– И что бы сделала? – спросил я. – Сразу бы прибила? Маленькую жалобную рептилию?
– Ты не рептилия, – ответила она рассерженно, – а рептиль!..
– А какая разница?
– Рептилия, – сказала она рассудительно, – это рептилия. А ты – рептиль! Гад то есть. Мужчина. От вас все беды.
– И как ты рассмотрела так сразу? – удивился я. – Еще издали… Вроде бы я держался скромно, ничего не выпячивал, ничего такого предложить не успел… даже не думал, честно…
Она перебила быстро: