Ричард Длинные Руки — гроссграф

- Сэр Ричард, в своей деятельности императора вам не однажды придется вставать перед тяжелым выбором… Да, не однажды. Вам предстоит то и дело выбирать между прекраснодушными мечтаниями… или желаниями, если хотите, и жестоким трезвым расчетом. Да, перед вами не однажды во весь неприятный рост встанет проблема: спасти ребенка, молодую красивую девушку, неважно, или же - целый город, край, племя! Причем молодая женщина будет прямо перед вами, юная и трепетная, а город - далеко, вы даже не будете видеть тамошних людей… Как поступил бы простолюдин - понятно. Он спасет молодую женщину, ему так подсказывает сердце, а города, которого не видит, как будто и нет вовсе… Погибнут там тысячи людей или нет - ему без разницы. Но это простейшая логика простолюдина, она не слишком отличается от логики, если ее можно так назвать, курицы, коровы или волчицы. Они видят только то, что у них близко. Правитель должен смотреть иначе… и спасать большинство. Понимаете?

Я прошептал перехваченным горлом:

- Понимаю. Кредо полководца.

Он вскинул брови:

- Что-то улавливаю. Но нельзя ли подробнее?

- Любой полководец знает, - сказал я горько, - что по его приказу пойдут в бой и погибнут люди. Иногда он посылает на явную смерть целые отряды, чтобы тайком провести в другом месте большое войско и одержать победу. Для этого надо быть… с особым характером.

Он кивнул:

- Да, примерно так. Только еще жестче. Полководец… он все открыто. Он если и обманывает, то лишь противника. Это называется военной хитростью и вообще-то хитростью не считается. В смысле, осуждаемой хитростью. А вот правитель во имя счастья и покоя королевства должен заниматься и грязными делами. Вот и вам, в качестве испытания, предстоит убить… прежде всего нечто в себе самом. Потому ребенок… это просто символ. Вам нужно всего лишь убить в себе простолюдина.

Я сказал мрачно:

- Его в моей душе нет.

- Тогда вычистить остатки простолюдинства из своей души, - сказал он страстно. - А если их там и не было, то это еще проще! Вы просто доказываете всем, что вы способны принимать решения. Принимать решения, руководствуясь целесообразностью, как надлежит политику, а не простолюдинными симпатиями, антипатиями и прочими чувствами, которыми человеку высокого ранга руководствоваться никак нельзя.

Я поморщился, кивнул.

- Там под капюшонами… и короли?

Он едва заметно кивнул.

- Но не это главное. Там люди, которые держат в руках очень важные нити. Им нужно убедиться, что вы именно тот человек. Учтите, я им не приказываю! У всех свободная воля. Потому не от меня, а от вас самого зависит, пройдете ли тест.

Я сдвинул брови:

- Меня устраивает, сэр Самаэль, что это зависит именно от меня.

Он коротко усмехнулся, вскинул перед грудью ладони вперед.

- Понимаю-понимаю, что от меня вы бы и не приняли.

- Вот именно, - пробормотал я.

Когда последний из членов Совета наклонил голову, человек с ножом повернулся в сторону темного прохода, где затаились мы с Самаэлем. Я чувствовал, как недобрый взгляд отыскал меня даже в полной тьме.

Самаэль произнес едва слышно:

- Сэр Ричард, теперь слово за вами.

Барон Файнмент приблизился со спины и легонько похлопал меня по плечу.

- Сэр Ричард, - услышал я его шепот, - теперь слово за вами.

Похоже, он не видел Самаэля, иначе не стал бы повторять то, что я услышал от более значимого, от самого их лорда.

- Да, - ответил я хриплым шепотом, - мой выход.

Ноги как деревянные, но я заставил их двигаться, стены разошлись и остались позади. Я вышел к камню, человек в черном плаще подал мне нож.

В тяжелом гнетущем молчании я взвесил его на ладони, тяжелый, массивный, а лезвие чересчур толстое, хоть и с острой режущей кромкой. С изумлением узнал камень, ничего себе такая доисторичность, хотя вообще-то понятно: все старинное в нашем человеческом суеверии как-то освящено и непререкаемо уже тем, что пришло из глубины веков. Как бы хранит не то все заветы, не то что-то еще очень важное, священное, сокровенное, что нельзя осмысливать, а нужно принимать молча и покорно. Этой дури священности старинных вещей подвержены как верующие, так и атеисты.

Все молчат и не двигаются, так телохранители застывают, чтобы не отвлекать внимание от короля, а я еще раз взвесил нож в руке, перехватил поудобнее, на рукояти даже особые выемки для пальцев, приблизился к младенцу.

Голенький, пузатый, морда сморщенная, вот-вот заревет, вообще-то уродливый, сразу видно ублюдка из неблагополучной семьи, а то и ребенка какой-нибудь шлюхи. Чистые и добропорядочные родители не оставляют ребенка без присмотра, а всякая пьяная рвань даже не помнит, сколько у них детей и где они…

Я наклонился над ним, каменное лезвие заострено вполне достаточно, чтобы перехватить горло или вспороть пузо, но мне лучше вскрыть артерию, чтобы кровь хлынула сразу тугой и мощной струей и все чтоб закончилось быстро.