Ричард Длинные Руки — император

Бобик побежал за арбогастром смотреть, как тот будет грызть камни и подковы, а я нырнул в шатер. Сердце колотится, тревога не уходит, в груди стало еще тяжелее.

Вскоре за стеной шатра раздались ликующие крики, шум, конское ржание и громкие голоса рыцарей из прибывшего отряда.

Я вздохнул, разговор предстоит тягостный, но принял бодрый вид и вышел из шатра, улыбаясь и расправляя плечи.

Альбрехт и Боудеррия, покинув седла, уже почти бегут в мою сторону. Я вскинул руки, останавливая как их, так и крики, огляделся, все ли здесь, чтобы не повторять, глухим две обедни не служат, но растолковывать приходится.

— Слушайте, — сказал я, — чтобы не терять время, объясню сам. Эта крепость, которую вы едва не пытались штурмовать, в отличие от всех остальных, в состоянии подняться в воздух. Или уже забыли? И там она станет абсолютно недосягаемой. Но самое страшное в другом… Ну, кто-то же скажите!

Вперед в сопровождении двух монахов протолкался отец Дитрих, безмерно усталый, но когда повернулся лицом к собравшимся, все разом умолкли.

Он проговорил слабым голосом:

— Король напоминает, что Багровая Звезда Антихриста, поднявшись в воздух, всегда уничтожает все на поверхности. Горы равняются с землей, выкипают озера и реки, горят леса и степи…

Они смотрели непонимающе, многим даже сейчас это не приходит в голову, а в упоении победной битвой и полным разгромом противника тем более никто бы и не подумал о последствиях. Не по-мужски заглядывать так далеко вперед, так поступают только трусы, что везде стараются соломку постелить.

Лицо Альбрехта изменилось, посмотрел на меня с великим уважением. Я с горечью подумал, что вот даже он, умнейший из лордов, не врубился сразу, очень уж горит жаждой догонять ослепленного врага и рубить, рубить, рубить.

Сэр Норберт кашлянул и проговорил в напряженной тишине:

— Ваше величество… какие будут приказы?

Я сказал с горечью:

— Молитесь!.. Молитесь все, чтобы филигоны после случившегося… не поднялись… в воздух. Тогда нам конец.

Альбрехт сказал быстро:

— Убито всего три десятка тварей. Если их в крепости тысячи, то это допустимые потери.

Я сказал зло:

— А вы знаете их нормы? Мы можем только надеяться. Возможно, сочтут случайностью. Главное, не повторить снова. Тогда улетят точно. Сэр Норберт, утройте охрану лагеря! Никто из знающих секрет не должен его покидать под страхом немедленной казни.

Альберт сказал с тревогой:

— Но все равно весть скоро разнесется по селам, а также и по городам. Все начнут готовить и зажигать факелы! И жечь все ночи!

Я сказал с тоской:

— Мы должны успеть…

— Что успеть, ваше величество?

— Не знаю, — ответил я потерянно. — Не знаю…

Остаток ночи прошел в тревоге, а утро наступило настолько нежное и безмятежное, что я тихонько взвыл от страшной безнадежности. Это что же, вот такое оно и будет завтра, когда людей на планете не останется?

В лагере тревожная тишина, до всех дошло, что убийство десятка-двух козлоногих тварей к победе не приближает. Скорее наоборот — грозит ускорением катастрофы.

Бобик чувствует мою тревогу, готов лезть на ручки, как щенок, тогда совсем задавит, подлизывается и смотрит с укором: я же тебя безумно и преданно люблю, чего же тебе еще? Все хорошо!

Я натыкался на стенки шатра, чувствуя, как убыстряются не только шаги, но и дыхание. Часовой приподнял полог, я увидел полное тревоги лицо и вопрошающие глаза.

— Ваше величество?

— Да, — ответил я, — ты угадал.

Он вряд ли понял, что такое важное угадал, а я почти выскочил, повертел головой, куда бы броситься и чем себя занять это время, когда все мы зависли в тоскливой неизвестности…

Простучал стук копыт, на сухое место выметнулся со стороны леса разведчик, пустил коня в мою сторону.

Я вскинул ладонь, запрещая соскакивать и кланяться, некоторые еще не могут удержаться от этой дурной привычки.

Он натянул повод.

— Ваше величество!.. Маркус…

— Что? — крикнул я. — Поднимается?

— Нет, ваше величество, пока на месте!

Я выдохнул:

— Слава тебе, Господи. Ты всегда даешь людям шанс, как давал и соотечественникам Ноя. Но мы уже умнее, ты был прав, Господи, с Ноем… Хорошо, скачи обратно, пусть Норберт продолжает бдить и наблюдать.

Он лихо развернул коня, пришпорил и унесся. Альбрехт, наблюдавший со стороны, подошел, сказал дружески:

— Значит, вы одобряете действия Господа?

— Да, — ответил я твердо. — По-моему, он действует правильно, хотя и не всегда понятно.

— Понятно становится потом?

— Да, — согласился я. — Дети понимают своих родителей тогда, уже когда сами… Граф, нам нужно менять тактику.

Он спросил в упор:

— Что, опять видение?

— Хуже, — ответил я. — Новые вопросы.

Дыхание наконец-то выровнялось, а сердце перестало колотиться, как пойманная птица.

— Это не новость, — буркнул он.

— У нас есть шанс, — сказал я. — Теперь мы знаем их слабое место. Это не пятнышко, скажу вам!.. Мы в состоянии нанести им поражение в чистом поле или в лесу, это неважно, но, к сожалению, любая победа обернется поражением и уничтожением как нас, так и всего на свете…

Альбрехт сказал почтительно: