Пролетел я, казалось, вечность, все это время в смертном ужасе чувствовал, как всей тяжестью напарываюсь на острые наконечники копий, как они с треском рвут мое тело, мышцы, сухожилия, ломают кости, как стальное лезвие вонзается в шею и в затылок, расплескивая все, что можно расплескать… а если в падении успею повернуться, то напорюсь на острия не затылком, а лицом…
Удар показался чудовищным, хотя упал я разве что с высоты в полтора-два человеческих роста. Рухнул на землю и на копья, но все почему-то лежат, а не торчат стальными жалами вверх.
Я повернул голову, в тот же миг на меня обрушилось тяжелое, черное и горячее. Мягкий язык облизал мне лицо, вычистил уши. Я ухватился за могучего зверя и кое-как воздел себя на дрожащих ногах.
Воины Ришара опомнились и уже не разбегались, кто-то присел и начал натягивать тетиву на лук. Еще четверо ковыляли к ним, сильно прихрамывая, а двое вообще ползли.
Зайчик провернулся боком, я ухватился за седло. Конечно, красиво бы вообще со стены спрыгнуть прямо в седло, а потом с победной улыбкой…
Впрочем, не придется даже умалчивать о каких-то деталях, сэр Растер дополнит их из своей фантазии. В целях воспитания отваги и безрассудного мужества у молодых рыцарей.
Глава 12
Раны я заживил по дороге, но с седла меня сняли едва живого, бледного, истощенного и дрожащего от холода. Сэр Растер набросил мне на плечи теплый плащ, кто-то забежал вперед, отбросил и придержал полог шатра.
Я вошел, постукивая зубами и ежась, как на морозе. Из-за легкого столика навстречу поднялся встревоженный отец Дитрих.
– Господи! Что с тобой, сын мой?
Я рухнул в соседнее кресло, почти автоматически создал чашку горячего кофе, жадно выпил, обжигаясь, но почти не замечая вкуса. Отец Дитрих опустился рядом, я перехватил его внимательный взгляд на чашку, однако отец Дитрих лишь повторил вопрос:
– Что случилось?
– Отец Дитрих, – сказал я, стуча зубами, – вы прибыли как никогда вовремя. Это Господь вас надоумил…
– Он надоумливает всех нас, – ответил он кротко, – только мало таких, кто его слушает.
– Я слушаю, – заверил я и снова содрогнулся. Дрожь неохотно покидала тело, время от времени встряхивая его так, что зубы могли бы перекусить берцовую кость слона. – Я ох как слушаю!.. Наверное, потому и полез в это логово.
Он спросил с недоверием:
– Ты был там?
– Да.
– Рискованно.
– Вся жизнь – риск, отец Дитрих.
– Это верно, главное – не потерять душу. Что ты имел в виду, говоря, что я прибыл вовремя?
– Отец Дитрих, у меня плохие новости.
Он перекрестился и сказал мирно:
– В Божьем мире все идет по его планам. И если где-то плохо, то это испытание одним, предостережение другим.
– Да-да, – сказал я нетерпеливо, – наверное. Я узнал, что граф Ришар не склонит голову даже перед всемогущей церковью.
Он ответил на удивление спокойно:
– Когда в деле замешана женщина, этого следует ожидать. Ни перед кем мы так не боимся выказывать слабость, как перед женщиной. Убери женщину – и девять из десяти драк прекратятся сами.
– Что делать будем? – спросил я в нетерпении.
Он поинтересовался:
– Сведения надежные?
– Да, – отрубил я.
– Насколько? – спросил он вкрадчиво-мирно. – Сэр Ричард, граф всегда был на хорошем счету. И обвинять его вот так… гм… простите, но когда в деле замешана женщина…
Я сказал рассерженно:
– Сам слышал!
Он поднял на меня внимательные глаза.
– Вы… были именно в самой крепости?
– Да!
– На стенах? – уточнил он. – Где именно вы могли такое услышать? Солдаты могут такое говорить о своих лордах в их отсутствие, что просто и представить трудно…
– В самой-самой, – подтвердил я угрюмо. – Что делать, если кругом криворукие? А я не гнушаюсь и работой простого человека. Простые любят подслушивать и вынюхивать, чтобы потом позлорадничать. Словом, я был достаточно близко от графа, чтобы услышать его собственные слова, что у него могучие маги, которые в состоянии уничтожить любое войско. У них какая-то новая магия, от которой пока не существует защиты! Я даже подумал, что с такой мощью он мог бы сам стать гроссграфом, потом подумал, что его будут бояться и ненавидеть еще больше, чем меня. Он это понимает.
Отец Дитрих кивнул. Лицо стало задумчивым и грустным.
– Ну да, зато теперь может выступить, как избавитель от тирании.
– Да что вы все о тирании, – воскликнул я. – Какой из меня тиран?.. Тиран протирает задницей трон и тиранствует в окружении баядерок. А я, как простой гражданин, пока все спали при бабах, в потемках пробирался по вражеской крепости, подслушивал и вынюхивал во благо будущего Отечества.
– Подслушивать нехорошо, – укорил он мягко.
– Почему? – спросил я.
– Просто нехорошо, – ответил он.
– Не понимаю, – сказал я, – подслушивая, всегда можно услышать что-то интересное. Например, про самого себя.
Он покачал головой, в глазах мягкий укор.
– Сын мой, ты же сам знаешь, вижу, что подслушивать нехорошо! Почему спрашиваешь?
Я огрызнулся:
– Мало ли что знаю. Только у меня эти морально-этические вступают в противоречие, говоря высокопарно, с реальностью. И грубая реальность, увы, побеждает. Весьма грубо, я бы сказал.
Он сказал сочувствующе:
– Но ты этому не рад?