Ричард Длинные Руки — монарх

— Лучше бы там и остаться. А то страшно и подумать, что можете счесть лучшим вариантом.

Я не успел сообразить, что он имеет в виду, как Норберт буркнул:

— А вдруг Его Величество способен вырастить не только маяк, но и дворец?

— Не надо, — отрубил Альбрехт. — Сами понимаете, почему.

Норберт кивнул.

— Понимаю. Ладно, пойду распоряжусь насчет ящиков.

Он вышел, Альбрехт все еще осторожно бродил вдоль стен, рассматривал, чуть ли не целовал, но прикоснуться не осмеливался.

Я сказал с укором:

— Граф… я бы все эти штуки для убивания людей сменял на одну, воскрешающую их!

Он улыбнулся.

— Увы.

— Или хотя бы такую, — сказал я, — чтобы строила дома, а не жгла. Да ладно, что строила, хотя бы ремонтировала… Вот смотрите, целых пять штук, каждая может издали сжечь дом или сарай с зерном, но ни одной…

Он помрачнел.

— Сэр Ричард… вы задаете слишком детские вопросы. А на них отвечать труднее всего. Поверьте моему опыту. А эти сундуки… куда?

— Большие вынесут наши ребята, даже вам могу доверить, если руки не кривые, а ларцы и всякую мелочь со стола — я. Другим браться, как уже сказал, но могу повторить, я терпеливый, опасно.

Через полчаса все оружие и доспехи погрузили в ящики, тщательно приколотили крышки, да не узрят посторонние, Норберт и Альбрехт, не доверяя никому, сами взяли по ларцу, еще два сундука я велел нести за нами.

Когда спускались по лестнице, придворные уже шушукались и показывали пальцами. Слуги распахнули перед нами двери, мы вышли во двор, до левого флигеля около двухсот ярдов, но мы едва успели пройти треть, как за спиной раздался требовательный крик:

— Стойте!..

Я оглянулся, по ступеням следом за нами сбегает чуть ли не вприпрыжку, теряя всякое достоинство, герцог Алан де Сен-Валери, весь растрепанный, взволнованный, негодующий.

— В чем дело? — спросил я холодно.

Он обогнал нас, встал на пути парней с ящиками и раскинул руки.

— Стойте! Это имущество королевского двора!.. Вы совершаете воровство у его величества!

Я сказал зло:

— Герцог, успокойтесь. Это мое личное имущество. Можно сказать, носимые вещи. У нас с его величеством все договорено.

— Нет, — вскрикнул он. — Пока я не услышу от его величества это лично, я не позволю расхищать его вещи. Не сомневаюсь, что вы похитили самое ценное!

Из здания начали выходить уже группами, на крыльце не помещаются, сходят опасливо по бокам, окружая нас полукольцом.

— Тогда бегите к его величеству, — велел я.

— А вы тем временем улизнете?

— Герцог, — сказал я, уже закипая, — выбирайте выражения.

— А если вы не выбираете… действия?

Далеко впереди ворота сада широко распахнулись, по четверо в ряд показались рослые всадники на крупных боевых конях, все в доспехах вестготской выделки, впереди рыцари, следом тяжелая панцирная конница.

Сердце мое радостно стукнуло, Ордоньес перевез первыми тех, кто больше всего и нужен.

— Перестаньте, герцог, — сказал я, — не хочу с вами ссориться.

Он прокричал громко, рассчитывая на то, что услышат все во дворе:

— Я защищаю интересы его величества!

— Повторяю, — сказал я терпеливо, — я забираю свои личные вещи. Отойдите с дороги.

— Нет, — закричал он, срываясь на визг, — нет!.. Несите обратно.

— Герцог, — сказал я страшным голосом, — вы меня уже разгневали.

Он ответил гордо и спесиво:

— Меня ничей гнев не страшит, кроме гнева Господа нашего!

Я вскипел, тугая волна горячей крови ударила в голову. Всадники уже покинули коней и подошли, очень заинтересованные, к нам. Я узнал среди них барона Лейнинген-Хайдесхайма, племянника графа Гатера.

— Сэр Вальден, — велел я страшным голосом, — взять это мелкое ничтожество… и повесить во дворе!.. Нет виселицы? Тогда прямо с балкона! И чтобы все видели!

Он кивнул, на лице отразилось явное удовольствие, вестготцы всегда соперничают с сен-маринцами. Двое дюжих воинов ухватили герцога и с явным удовольствием завернули ему руки за спину так, что он вскрикнул, лицо стало белым от боли и ужаса..

Сэр Вальден спросил деловито:

— Как объяснить?

Я прохрипел, лязгая в бешенстве зубами:

— За препятствие… за нарушение условий Союзного Договора!.. Чей приоритет над местными законами неоспорим!.. Тащите отсюда эту мерзость!

Герцога потащили прочь, Альбрехт подбежал ко мне, проводил арестованного встревоженным взглядом.

— Господи… Я понимаю, но стоило ли в первый же день…

— Сейчас по всему королевству нечто подобное, — ответил я резко, — что жалеть эту тварь, что будет постоянно вставлять мне палки в колеса!.. К тому же надо показать наконец-то, кто правит бал!..

Подошел Норберт, послушал, посмотрел на уволакиваемого придворного.

— В какой-то мере, — пробормотал он, — это верно. Здесь слишком привыкли видеть королем Кейдана. И только Кейдана.

Альбрехт сказал нервно:

— Тогда можно иначе. Поставить его у позорного столба на городской площади и… выпороть!

Норберт подумал, кивнул.

— Вообще-то и мне этот вариант нравится больше. Казнь что, поговорят и забудут. А так на герцога будут показывать и говорить, что Ричард и таких порет, как простолюдинов.

Я сказал медленно, делая вид, что переубедили, а я не сам уже остыл: