Ричард Длинные Руки – рауграф

– Не извиняйся, сын мой, ты сделал великое дело. Мы должны радоваться тяжелой работе, а не прятаться от нее, как собаки от мух. Всем нам, чего греха таить, хотелось бы беспечной жизни. Но никто еще не попал в рай, лежа на диване и попивая сладкое вино! А вот с поля боя, с креста, плахи, из застенка… Господь наш взошел в рай в страданиях, так почему же мечтаем попасть туда, возлежа на перине из лебяжьего пуха? Разве нам не указано на примерах, что надо идти до конца? Каким бы тернистым ни был путь?

Я зябко повел плечами:

– Такие страсти говорите. Но это сейчас мир жесток. Но когда-то жизнь станет мирной?

– Мирной никогда не станет, – заметил он.

– Что, всегда воевать будут?

Он посмотрел удивленно:

– Почему воевать? Люди могут страдать не только в условиях войны. Старое сдается с трудом, первый ряд воинов обычно гибнет… Они уж точно попадут в рай. Как и те, кто напряженно трудится всю жизнь, забывая о мирских радостях.

– Это трудно, – пробормотал я. – Одно дело – подвиг, это дело минуты, другое – годами пахать одно и то же поле и знать, что так до конца жизни. Это своего рода мученичество!

Он невесело улыбнулся, в словах прозвучала слабая ирония:

– Церковь стоит на крови мучеников, сэр Ричард. Жить и умереть за веру – привилегия, а не беда или несчастье. Может быть, когда придет смертный час, я буду жалеть, что не удостоился чести быть распятым, как святой Петр, колесованным, как святой Усмар, или сваренным в кипящем масле, как великомученик Агилай.

Я перекрестился и сказал совершенно искренне:

– Свят-свят, отец Дитрих! Такие страсти рассказываете. Я мечтаю о том времени, когда люди вообще не будут страдать.

– Это только в Царстве Небесном, – ответил он. – Но на земле такое не построить.

Глава 11

По площади простучали конские копыта, в нашу сторону мчится десяток вооруженных всадников, телохранители насторожились, но с коня спрыгнул барон Эйц, он начальник дворцовой стражи, но, будучи родом из Армландии, должность понимает как охрану сюзерена, а сам дворец без моей светлости ничто, по его мнению.

Его люди рассыпались по площади и не позволяли народу ринуться ко мне и затоптать со своими прошениями, жалобами и кляузами, а барон подошел быстрыми четкими шагами.

Колено преклонять не стал, видимся слишком часто, сказал почтительно:

– Мне придется заделать эти боковые двери. Слишком их много… вашей светлости что-нибудь угодно?

Я отмахнулся:

– Ничего не надо, спасибо, сэр Торрекс.

Он спросил упрямо:

– А святому отцу?

Я с интересом посмотрел на отца Дитриха:

– Желаете чего-нибудь, ваше преосвященство?

Он покачал головой:

– Спасибо, сын мой. Я сыт.

Сэр Торрекс с разочарованным лицом развел руками, а я сказал со смешком:

– Отец Дитрих, а вас любят!.. Что вообще-то странно. Подумать только, Великого Инквизитора!

Он покосился с некоторым удивлением:

– А кто им дает представления на площади, сжигая ведьм и чернокнижников? Все любят смотреть, как жгут продавших души дьяволу.

Я засмеялся, что-то сам туплю, простой народ в самом деле инквизиторов любит, те никогда не трогают их, а все среди богатых находят добычу для костра, среди знатных, грамотных.

– Хорошо, – сказал я с чувством. – Чистое, незамутненное счастье… Приятно вернуться к друзьям, где тебе рады, где все хорошо, все идет правильно…

Отец Дитрих не стал советовать сплюнуть, это язычество, но во взгляде была укоризна. Сэр Торрекс не уходил, а перехватив мой взгляд, сказал уже негромко:

– Только что прибыл гонец от сэра Норберта. Тот сообщает, что к нам едет прелат из Ватикана! Всего в двух днях пути от Геннегау!

Отец Дитрих вздрогнул, мне даже показалось, что переменился в лице:

– Прелат? Где он?

Сэр Торрекс выпалил с готовностью, повернувшись к нему, словно отец Дитрих здесь главный:

– В сутках пути отсюда. Видимо, между Ангулем и Першем.

Отец Дитрих почему-то быстро взглянул в мою сторону, лицо напряглось:

– Хорошо, нужно успеть подготовиться.

– Как? – спросил я. – Кроме покоев…. Что-то особое?

Он покачал головой:

– Нет, люди из Ватикана, что бы о них ни рассказывали, на самом деле неприхотливые. Приготовиться надо иначе… Провести ночь в бдении перед распятием Иисуса, подумать о себе и своей жизни, вспомнить, что сделано не так, и попросить у Господа прощения…

Я сказал сэру Торрексу:

– Отправьте гонца в домик с красной крышей, он сейчас свободен, пусть отдохнет. А мы подготовимся к приему высоких гостей.

Он сказал с готовностью:

– Я могу подобрать для них покои!

Я взглянул на отца Дитриха. Тот кивнул.

– Только позаботьтесь, чтоб их покои были недалеко от часовни.

Сэр Торрекс преклонил колено и припал к его руке. Отец Дитрих перекрестил склоненную голову.

Лицо Великого Инквизитора оставалось встревоженным.

– Ну вот, – произнес он, – а вы, сэр Ричард, только что про незамутненное счастье.

Сэр Торрекс вскочил на коня и унесся, за ним ускакал только один всадник, остальные бдили, охраняя сюзерена. Отец Дитрих обеспокоенно смотрел вдаль, словно видел нечто сквозь пространство далеко впереди, а увиденное тревожило еще больше.

Я спросил быстро: