– А что не кинулись сразу им помогать, а вы их так легко завалили! Это же был сам Цеппер со своими людьми. Правая рука господина Галантлара. У нас свадьба, вот они и приехали взять невесту для первой брачной ночи. Все так и получилось, не первый же раз, обычай есть обычай, но они ж восхотели захватить с собой еще двух молодых девок. Приглянулись больно. А это не по правилам, им пытались объяснить, но как объяснишь тому, кто уже пьян и у кого в руке меч?
Я слушал, слушал, оглянулся на Сигизмунда и Зигфрида. Лица обоих бесстрастные, дело обычное, деревня живет богато, мирно и зажиточно, на свадьбу явились люди из замка, чтобы взять невесту для первой брачной ночи. Так делается всегда и везде, но вот других девок брать нехорошо, это уже беззаконие.
Я нахмурился, хотя это дело, конечно, ерунда, любая девчушка к совершеннолетию проходит через сотни рук и не только рук, но принуждать всегда нехорошо, даже унизительно для мужской гордости: как это не уболтать, не уговорить на ужин, переходящий в завтрак?
Сигизмунд с непониманием поглядывал на мое помрачневшее лицо:
– Что-то не так, сэр Ричард?
– Еще бы, – огрызнулся я. – Ты не находишь, что право сеньора на первую брачную ночь попахивает нарушением прав человека?
Он добросовестно подумал, ответил с недоумением:
– Нет…
Я косо посмотрел на его чистое невинное лицо. Он прав, разве простолюдины тоже человеки?
– Попахивает бесчинством, – сказал я. – Не нравится мне это.
Он встревожился.
– Сэр Ричард, что вы хотите?
– Остановить бесчинство, – отрезал я. Он ахнул, ухватил меня за локоть.
– Сэр Ричард, но эта деревня принадлежит барону Галантлару! Это его деревня. Он волен в ней делать все, что захочет. Это мы окажемся в бесчинстве, если вмешаемся.
Я прорычал зло:
– Ты забыл, что паладину по фигу законы и морали простых людей, будь они извозчики или короли! Паладин творит суд так, как сам его разумеет. Паладин предан только правде.
Он ахнул:
– Какая же эта правда?
– А вот такая, – ответил я. – Хочешь, перескажу по памяти? «Паладин всегда говорит правду, помогает нуждающимся, не боится выступить против несправедливости. Паладин не оставляет виновного без наказания. Паладин уничтожает зло безо всякого милосердия и защищает невиновных безо всякого колебания».
Хрен из меня получится паладин, мелькнула трезвая мысль. Я редко говорил правду, чаще отделывался шуточками, двусмысленностями, приколами, в нуждающихся чаще оказывался я сам, против несправедливости дурак, что ли, выступать, проще головой о стену, уничтожать зло даже не пытался, ибо у нас стараниями СМИ зло вообще растушевано до фиг знает чего, в то время как любое добро дерьмом закидано по самые уши, невиновных нет, все на свете гады…
Ко мне подвели еще двоих, у одного разрублено плечо, другому досталось мечом плашмя. Волосы слиплись, красная струйка течет по щеке, глаза в кучку. Я возложил ладони, чувствуя себя глуповато, раны затянулись, но сам ощутил такую слабость, что ноги подкосились, а в ушах зазвенело. Смутно чувствовал, как усадили на толстое бревно, в ладонях оказался тяжелый кувшин. Я жадно припал к горлышку, во рту к этому времени пересохло так, что язык царапало, будто о раскаленную черепицу.
Я пил до тех пор, пока не запрокинул кувшин вверх дном, плечи передернуло, над головой раздался властный окрик Зигфрида:
– Быстро принесите поесть! Быстрее!
В голове прояснилось, я чувствовал и даже видел, что сижу на бревне. Нас окружает молчаливая толпа, на меня смотрят с опасливым восторгом. Принесли хлеб, сыр, мелко нарезанное мясо, я чувствовал волчий голод, пожирал быстро, жадно, и с каждым проглоченным куском в тело вливалась сила, кровь разогрелась, озноб исчез, а тревога в глазах Зигфрида сменилась явным облегчением.
– Сэр Ричард, – сказал он, – в другой раз так не это… не рискуйте! Это ж простолюдины, разве можно им свою мощь паладина без остатка? Так и копытами можно кверху! Ради чего?
Сигизмунд тоже посматривал с недоумением, в чистых честных глазах я видел осуждение.
– Давайте отдохнем, – сказал я, – и кони пусть отдохнут. А мы решим, что делать. Что-то странное. Не нравится мне такое. Святые отцы четко объяснили, что замком завладел благородный рыцарь Галантлар, исполненный всяческих добродетелей так, что из ушей выплескивались. И от святости чуть ли не светился, как после Чернобыля. И что же? Классический случай превращения героя в дракона?
Сигизмунд спросил наивно:
– Это как?
Зигфрид молча сверкнул глазами. Знает или догадался.
– К сожалению, – ответил я, – просто. И часто. И очень понятно как.
Оба выслушали пересказ, Сигизмунд надолго задумался, Зигфрид уже оглядывался по сторонам, показывал крестьянам знаками, что благородных рыцарей надо ублажать, кормить и вообще лелеять.
Перед нами поставили стол. Появились напитки, на простых глиняных тарелках подали холодное мясо, но вскоре принесли и прямо с огня чью-то тушку, я бы решил, что это мутировавший поросенок. Я подозвал старосту и дал ему золотую монету:
– Это за обед.
– Мы ж не успели позавтракать! – напомнил Зигфрид.