Впрочем, перед дворцом просторный и хорошо освещенный двор, а дальше железная решетка, отгораживающая от площади, чужой не переберется, если только не особо одаренный маг или что-то нечеловеческое, но теми занимается уже особая служба.
Я рассматривал полутемную площадь, почти свободную от торговых лавок, указом короля они перенесены на другие площади, а также за стены города.
Слышно, как там позади в кабинет вошел сэр Жерар, потоптался, прозвучал еще голос, узнаю барона Эйца.
Не оглядываясь, я махнул рукой.
– Я здесь!
Они вышли на балкон настолько осторожно, будто тот обязательно рухнет под нашей общей тяжестью, постояли, посопели за спиной.
Сэр Жерар сказал негромко:
– Ваше Величество! Тут барон пришел с некоторыми предложениями по улучшению охраны… Но если вы заняты…
– Барон, – сказал я Эйцу, – вы знаете, что делать. А я, скорее всего, завтра-послезавтра отбуду к месту битвы. Надеюсь, она состоится именно там, где планируем дать бой. Иначе все меры безопасности…
– Понимаю, – ответил барон хмуро. – Иначе все прахом… Эх…
Сэр Жерар указал рукой вдаль.
– Это что вон там светится?.. За городской стеной слева от башни?
Барон всмотрелся из-под руки, словно звездное небо слепит ему глаза, как бьющее в них солнце.
– Вон та искорка?.. Похоже на огонек мандрагоры. Она светится по ночам, когда созревает.
Сэр Жерар сказал книжным голосом:
– А, та самая? Что выросла, проклятая, в том самом месте, где согрешил Адам…
Барон посмотрел на него с непередаваемым презрением.
– И что, мне поверить, что самым великим грешником на свете был Адам?
Сэр Жерар поинтересовался надменно:
– Сэр Торрекс, вы ничего не путаете? Разве я сказал именно так?
– Слово в слово, – объявил барон беспощадно. – Почти.
– Когда?
– Сейчас, – уличил барон. – Сидите в канцелярии, дорогой друг, и смотрите в бумажки, дальше них ничего не зрите и даже не видите. А я обошел два десятка королевств, и везде мандрагора, мандрагора… И что подумать должен?
Сэр Жерар подумал, сказал в затруднении:
– Ну, так говорят же…
– Говорят, – передразнил барон. – Уже то, что Адам после смерти Авеля сто тридцать лет не ложился с Евой, говорит о его великой безгрешности. Хотя, конечно, грешить можно и без женщины.
Сэр Жерар сказал, воспрянув духом:
– Я о том и говорю! Без женщины тоже грешно. Еще грешнее. Это прямое нарушение повеления Господа плодиться и размножаться. За то самое Господь и проклял Онана. Каин и то меньше виноватый… Правда, брата прибил, но всего лишь одного, подумаешь, зато как землю заселил! Когда Адам наконец-то родил Сифа, потомство Каина к тому времени заплодило весь мир! Друг у друга на головах сидели!
– Значит, войны тоже каиниты придумали?
Я обнял их за плечи.
– Спасибо, развеселили. Но со мной все в порядке… насколько сейчас это возможно. Топайте и занимайтесь делами. Мир не может погибнуть, пока мы работаем!
Они повернулись к выходу с балкона, сэр Жерар пробормотал:
– Золотые слова…
– Подхалим! – заявил барон.
– Мир погибнет в праздности, – сказал сэр Жерар серьезно. – Вспомните, он всегда погибал именно в праздности.
– И от праздности, – уточнил барон.
– Из-за праздности, – согласился я.
Проводив их через кабинет к двери, закрыл за обоими, а когда повернулся, ощутил, что уже готов к самому серьезному в моей жизни испытанию.
– Тертуллиан, – сказал я негромко, – если слышишь… ответь, хорошо? Прости, что дергаю тебя по таким пустякам, как всего лишь спасение человечества…
Через несколько томительных минут в комнате вспыхнул яркий свет, огромное лицо выплыло из огня, еще более яркое и пламенное, словно из звездных недр, крупные глаза впились в мое лицо со страшной гипнотической силой.
– Что у тебя снова? – прорычал он. – То избегаешь меня, как нашкодивший щенок, то второй раз за неделю.
– Что-то накопал, – объяснил я.
Он внимательно выслушал, когда я, сбиваясь и путаясь, изложил свои соображения, но лицо его становилось все более грозным.
– Что-то я тебя не понял, – рыкнул он. – Ты что, отрицаешь существование Христа?
Я сказал испуганно:
– Ни в коей мере!.. Это был великий человек, величайший пророк! Он выдернул человечество из тьмы язычества!.. Однако, Тертуллиан, ты же лучше меня знаешь… это был человек, а не сын Создателя!
Он нехотя, с заметным усилием, чуть наклонил голову.
– Знаю. Ну так чего?
– Это ты скажи, – заявил я с жаром, – зачем такой перекос?
Он прорычал:
– Сам понимаешь, не маленький. Сперва это был пророк, потом начали называть сыном Господа, чтобы придать его проповедям больше веса. Честно говоря, это происходило при мне… но я как-то не подумал, что может принести вред… Думали только о сиюминутной выгоде. Дескать, когда народ верит, что это сын Всевышнего, то охотнее пойдет за ним следом.
– Ну да, – согласился я, – в те трудные дни нужно было укрепиться любыми средствами! Мне это понятно, я же политик.