Ричард Длинные Руки – штатгалтер

— Азазель! Я знаю, ты уже развлекаешься... но я все-таки переговорил с Михаилом.

Спустя долгую минуту в комнате вспыхнуло такое жаркое зарево, что я отшатнулся и подумал сердито, что исчезал без эффектов, зачем же сейчас, или это обязательный ритуал?

Он вышел из багрового огня, подчеркнуто веселый и франтоватый, на лице живейший интерес, ладную фигуру красиво обтягивает точно скроенный по ней панцирь из толстой кожи в три слоя.

— Ого!.. — сказал он поощрительно. — Времени зря не теряешь.

— Я ничего не теряю, — заявил я. — Кроме того, что все-таки теряется.

Он придвинул стул и сел на него верхом, лицом к спинке, положив на нее руки, а я запнулся, прикидывая, с чего начать.

Никто из ангелов не волен являться людям в истинном обличье, разве что подвижникам и аскетам в их кельях, это за их заслуги, да и то лишь наедине, а на людях обязаны быть неотличимыми от простых и серых.

Даже два высших архангела, Гавриил и Уриил, посетили Содом и Гоморру под личиной обычных путников. Веселые горожане, живущие в атмосфере демократии, толерантности и либеральных ценностей, хотели их поприветствовать в духе свобод и открытости общества, но ангелы почему-то воспротивились и, побитые и в порванной одежде, спрятались у Лота, не раскрывая никому своих лиц.

Передо мной Михаил появлялся во всем блеске и могуществе ангела, когда я бывал в одиночестве, потому сейчас Азазель выглядит крепким и бывалым воякой, побывавшим в ряде сражений.

В прошлые разы даже барон Робер не заподозрил в нем одного из самых известных ангелов-мятежни-ков, хотя и почуял вообще-то крутого и крепкого дядю, умеющего бить и принимать удары. Только маги смотрели с великим подозрением, но помалкивали, им самим нужно держаться так, чтобы поменьше обращать на себя внимание.

— Потому, — закончил я объяснять Азазелю, — и тот ангел, который помог злодеям выбраться из ада, наверняка косил под человека, не раскрывая всех своих возможностей.

Он молча захватил стул и вышел на балкон. Половина неба уже охвачена диким огнем, багровые облака намертво застыли в беге и простоят до утра, а страшный выпуклый диск Маркуса почти не виден в этом буйстве красок.

Я создал по фужеру вина, один сунул Азазелю, с другим сел напротив, чуть ли не впервые в жизни вот так без всякого дела, как, наверное, буду сидеть, когда стану совсем старым.

Солнце опускается настолько медленно, что выглядит приварившимся к раскаленному небосводу, пылающий закат напоминает ад, для меня это экзотика, а для Азазеля, наверное, неприятное воспоминание, хотя он и проводит больше времени здесь, на земле.

Он сделал неспешный глоток, на лице отразилось удовольствие, переходящее в наслаждение, со вздохом опустил фужер.

— Создатель все равно видит, — обронил он задумчиво, — видит всё и всех. Но ты прав, он и раньше допускал, что небесные ангелы посещают мир людей неузнанными, если только ни в чем не проявляют своей сущности.

— Зачем?

Он посмотрел на меня в удивлении.

— Чтоб убедились в своей ошибке. Человек, по его мнению, достоин уважения, несмотря на свою слабость и хрупкость. Правда, все равно мало кто поймет и примет, ибо истинный замысел Творца скрыт, но Господь терпелив.

— Рискованно, — сказал я.

— Думаешь?

Я зябко поежился.

— Твой старый друг Гагрателен был хорош. Будь у него меч чуть длиннее...

— Но длиннее оказался у тебя, — заметил Азазель.

— У меня руки длиннее, — сказал я.

— Думаешь, Михаил станет разбираться с тем, что ты ему сообщил?

— Станет, — ответил я, но ощутил, что уверенности в моем голосе мало. — Если кто-то из небесного воинства рискнул помочь бежать из ада, это же подрыв авторитета и власти Михаила, верховного архистратига!

— Командует всеми Метатрон, — напомнил Азазель.

— Метатрон заведует всей канцелярией, — уточнил я, — а Михаил отвечает за безопасность, так? Насколько я понял из твоих слов.

Он сказал почти нехотя:

— Ты улавливаешь очень точно.

— Потому, — сказал я чуть увереннее, — в первую очередь это дело Михаила. Все равно придется докладывать Метатрону.

Он поднес край фужера ко рту, медленно и с наслаждением сделал крохотный глоток и полузакрыл глаза, прислушиваясь, как часть вина немедленно вобралась сублингвально, а остальное покатилось по пищеводу, всасываясь в стенки, так что до желудка вряд ли что-то вообще добралось.

— Отменное вино, — сказал он с чувством. — Ты прав, эту цивилизацию надо спасти.

— Ты еще коньяк не пробовал, — сообщил я. — Правда, Михаил не знает вкус даже этого вина.

— Так ему и надо, — ответил Азазель. — И не угощай его. Да он и сам не примет.

— Гордый?

— Нет, блюдет.

Я посмотрел в пылающий ад неба. Именно закат почему-то напоминает мне о грандиозности создания мира, хотя по идее так должен думать при виде радостного и чистого восхода. Впрочем, восход солнца я обычно бессовестно просыпаю.

— Сейчас Михаил, — сказал я с надеждой, — перебирает своих соратников? Если он архистратиг, то для него дисциплина должна быть альфой и омегой всего на свете!

Он хмыкнул.

— Да, он бывает жесток. Сейчас там наверху сверкают молнии и грохочут громы. С кого-то летят перья.

— Думаешь, уже нашел?