– Ваше Величество, мы вправе мыслить иначе, чем вся эпоха, но не вправе одеваться иначе!
– Конформист, – буркнул я. – Хотя лучше быть им в одежде, чем… Граф, пока отдохните с дороги, я приведу тут все в порядок… прежде всего свои мудрые, но какие-то неотесанные мысли, потом выберем короткую и прямую дорогу к победе.
Он поклонился.
– Ваше Величество…
Я все еще работал с бумагами, когда дверь кабинета беззвучно отворилась, я прислушался, сказал с удовлетворением:
– Бабетта…
За спиной весело прозвучал приближающийся голос:
– Я что, громко топала?..
– Благоухаешь, – ответил я, поворачиваясь. – Всеми фибрами. Ты мой луч света в темном и мрачном царстве. Дай на тебя хоть посмотреть… Сколько всяких морд насмотрелся…
Она сказала весело:
– Можешь даже потрогать. Ты что-то невеселый, даже усталый. Впервые, кстати, вижу тебя усталым. Что-то особенное?
– А ты как думаешь?
– Думаю, – ответила она, – очень особенное.
Я кивнул ей на кресло напротив, однако она легко и просто села мне на колени, но не прижалась таким зовущим телом, а даже отодвинулась и всматривалась в мое лицо внимательно и с сочувствием.
– Ты одна мне ростом вровень, – сказал я невесело, – стань же рядом брови в брови…
Она посмотрела с интересом.
– Ростом вровень?
– Чтобы женщина, – объяснил я, – была одного роста с мужчиной, она должна быть ему по плечо. Как вот у нас. У тебя какой рост?
Она поджала губы.
– Еще спроси, сколько я вешу и сколько мне лет! Благородному человеку достаточно знать о подруге, что она родилась.
– А ты разве подруга? – спросил я.
Она сказала мягко:
– Хотела бы ею быть. Или хотя бы стать. Честно!
– Разве мы не политики? – спросил я. – А в политике приходится делать много такого, чего не следует делать.
– Между друзьями?
– Между друзьями, – согласился я. – Разве в политике есть место для дружбы?
Она посмотрела очень внимательно, я со всей твердостью выдержал ее испытующий взгляд.
– Я не верю, – сказала она так же мягко. – Не верю, что ты говоришь серьезно. Ты не такой, Рич! Самое смешное, и я не такая. Мы оба с удовольствием играем в эту жестокую и увлекательнейшую игру, бахвалимся своим цинизмом и пренебрежением к морали и общепринятым нормам… простых людей, хотя мы недалеко от них ушли, но это нравится только сначала, когда наслаждаемся как бы свободой от родительской опеки…
Я слушал внимательно, а когда она остановилась и смотрела в ожидании реакции, сказал так же мягко:
– Спасибо. Правда, спасибо. Очень хорошо сказала. С чувством и проникновенно. Смотри, моя скупая мужская слеза уже почти готова пролиться и прожечь столешницу.
Она улыбнулась.
– Да ну тебя! Все сводишь к шуточкам. Неужели трудно поверить, что я говорила серьезно?
– Поверить нетрудно, – сообщил я. – Но опасно.
– Ах, Рич, – сказала она с укором, – мне, конечно, все равно, что ты про меня думаешь, но я хочу знать, какого ты обо мне мнения!
– Сама знаешь, – ответил я.
– Какого?
– Нет уж, – возразил я. – Сказанное слово вслух есть ложь, тебе это знакомо. Потому не будем друг о друге. Надеюсь, ты сумеешь переместиться на Юг в безопасное место, когда Багровая Звезда рухнет на землю всей смертоносной тяжестью?
Она посмотрела исподлобья.
– А ты?
– Мужчины должны принимать вызов, – ответил я.
– Ты не поверишь, – ответила она раздельно и глядя мне в глаза, – но такие есть и среди женщин.
– Верю, – сказал я и даже хотел назвать несколько имен великих женщин, но это значило бы чуточку обесценить ее гордые слова, и я только повторил: – Верю, Бабетта. Ты как раз такая. Как я понимаю, ты уже успела побывать за эти дни на Юге?.. Как здоровье императора?
Она улыбнулась.
– Он в полном здравии. Но, учти, я не была на Юге.
– Да? – переспросил я в сомнении. – А пахнет Югом. Впрочем, это неважно, ты сама вся южная и знойная.
– Ой, – сказала она счастливо, – я уже раздеваюсь!
– Только попробуй, – пригрозил я. – Наиболее близким лордам я разрешил входить без стука. В смысле, без объявления церемониймейстером всех титулов.
Она посмотрела с укором.
– Ну так это же наиболее близким… Или и близким нельзя видеть меня во всей красе? Что, я уже некрасивая?
Посмеиваясь, я сотворил широкое блюдо и горку разных пирожных, с женщинами лучше всего проходит этот нехитрый фокус, затем на противоположных краях стола возникли два дивных фужера с вином немыслимого здесь аромата и вкуса.
– Намек поняла, – произнесла она так же легко и, соскочив с моих колен, тут же плюхнулась в кресло. Ее пальцы осторожно подняли фужер за тонкую ножку.
– Кажется, – произнесла она задумчиво, – я понимаю, почему никто из наших магов, даже самых-самых, не смог сотворить ничего подобного.
– Пытались? – поинтересовался я.
Она кивнула.
– А ты как думал?
– И почему же?
– Магия творит только то, – пояснила она, – что человек очень хорошо знает, чем пользовался, часто держал в руках, считает привычным и обыденным.
– В этом ее отличие от науки, – пробормотал я, – вот почему цивилизации, основанные на магии, обречены.
Она вскинула брови.
– Странное утверждение. А что тогда не обречено?
– Основанные на других принципах, – ответил я уклончиво. – Бабетта, это хорошее вино.