Ричард I Львиное Сердце

В действительности, предательские сношения герцога Бургундского с врагом недоказуемы, и после первого отхода от Иерусалима на Тир он определенно не ездил к Конраду Монферратскому. Правда, в феврале 1192 года он случайно появляется у Акки, когда генуэзцы вознамерились передать город Конраду; в отношении Аскалона французы выявляли свой обструктивизм с самого начала — и Конрад настаивал на том, чтобы при заключении договора с Салах ад-Дином отказаться от Аскалона, когда Ричард еще долго надеялся, что все же сможет его удержать. Ричард выступал за то, чтобы завоевать прежде всего побережье, французы же хотели двигаться в глубь страны — тогда как Конрад надеялся на то, что пока Ричард завязнет под Иерусалимом, он сможет договориться с Салах ад-Дином о том, чтобы ему достались прибрежные города. Играли ли французы какую-либо особенную роль в отношениях Конрада с Салах ад-Дином? Согласно Ибн аль-Атиру, Конрад якобы ожидал сигнала французского короля, поэтому он хотел дождаться ухода французов, прежде чем отважиться на открытое выступление против Ричарда. И молчание источников о конкретных условиях сговора еще ничего не означает. Сам Ричард мог быть заинтересован в том, чтобы не предавать огласке то, что стало ему известно. Однако напрашивается вопрос, а могли он, не доверяя французам, изо всех сил стремиться заручиться их военной поддержкой? Но, с одной стороны, он желал ее по возможности без участия французских военачальников, а, с другой стороны, оперативные условия на марше и при строительстве укреплений отличались от тех, которые сложились бы при осаде Иерусалима. Прекрасному описанию второго отхода от Иерусалима мы обязаны хорошо ориентировавшемуся на местности Баха ад-Дину.⁴³⁴

Тот якобы узнал у шпиона, как Ричард высказывался против осады главным образом из-за нехватки воды. На его вопрос, где можно будет напоить лошадей, сторонники осады якобы отвечали, что поблизости, мол, протекает речушка; правда, вскоре мы узнаем, что она за восемь миль. И уже в этом отличие от сообщения Амбруаза, которому было известно лишь о каком-то пруде неподалеку. Пока одна часть войска держала бы осаду, другая могла бы отвести животных на водопой. На это Ричард возразил, что в тот же миг гарнизон сделал бы вылазку. И что Баха ад-Дин не вложил в уста Ричарда, лежало прямо на поверхности: на подобном удалении главнокомандующий уже не мог бы осуществлять руководство отдельными подразделениями, а отправившийся на водопой французский контингент мог бы уже и не вернуться. И измену уже невозможно было бы доказать. Никто не смог бы усомниться, что французы были отрезаны от основных сил неприятелем, который не позволил им воссоединиться, и поэтому им пришлось пробиваться к побережью. Но тогда Ричард с осаждавшими оказался бы в такой ловушке, которой всегда опасался. И в какой мере соображение, что без насчитывавшей примерно 700 рыцарей французской армии он не чувствовал себя в безопасности, могло определять стратегическое направление крестового похода, остается неизвестным. В любом случае, аргументом против осады Иерусалима всегда оставалась недостаточная численность армии. И дело не в том, что некоторые источники пытаются навязать нам свое мнение, а скорее в том, что в описанной атмосфере ненависти, рассуждения, мотивированные осторожностью, были вполне естественны, и здесь открывались широчайшие просторы для спекуляций. Один французский историк крестовых походов, удостоенный премии Груссэ, сильно укорял Ричарда за его стратегию промедления в отношении Иерусалима, поэтому не следует удивляться, что масштабам внутренних разногласий не было уделено должного внимания.

Дипломатия крестового похода