Но все-таки сведения об этом займе весьма показательны: они согласуются с тем, что писал Ричард 1 октября 1191 года аббату Клерво — французы, дескать, уже поистратились, — и с недружелюбным замечанием Девиза об их весьма скромной экипировке, а также с участливым замечанием Амбруаза об ужасающей бедности французского рыцарства, принимавшего участие в восстановлении Аскалона и напрасно обращавшегося к герцогу Бургундскому с требованием выплатить причитавшееся им жалование. О численности французского рыцарского контингента мы достаточно хорошо информированы. Нам известно не только о тех 650 «milites»[106]
и вдвое большем количестве пехотинцев, для перевозки которых в Святую Землю Филипп в свое время зафрахтовал генуэзские корабли; французские источники довольно единодушно твердят также о 500 рыцарях, которые остались в Палестине после отъезда Филиппа — и у Говдена можно встретить упоминание об отряде из 100 рыцарей, который Филипп, подобно Ричарду, перед своим отъездом передал в распоряжение князя Антиохского. Говоря о 700 французских рыцарях, Амбруаз, по всей видимости, весьма близок к истине. Благодаря Говдену, по антиохскому контингенту мы обладаем достоверными данными о размере жалования во времена его пребывания в Аккс. 100 рыцарям и 500 «servientes»[107] на полгода Ричард выдал 4000 марок. Это составляет на одного рыцаря вместе с пятью servientes по 3 шиллинга в день. Поскольку по записям в нормандских платежных ведомостях за 1195 год дневное жалование рыцаря составляло от 3 до 4 шиллингов, выдавая три шиллинга, Ричард добавлял еще половину этой суммы в качестве подарка — на 1198 год Говден сообщает о трехшиллинговом дневном жаловании рыцаря, а в Англии в 1180 году рыцарь обходился в 8, а пехотинец в 1 пфенниг; с учетом этого соотношения во время крестового похода мы выходим на такую цифру, которая подтверждает сообщения Говдена. Это означает, что названной Амбруазом и Говденом суммой займа можно было бы профинансировать лишь часть жалования французов. Добыча вновь появится только после нападения на караван в июне 1192 года, так что жить приходилось на то, что оставил Филипп и на остатки от аккской добычи. А этого едва-едва хватало. Естественно, Ричард вовсе не был обязан финансировать своего союзника-интригана, и он, очевидно, и не стремился сделать больше, чем поддерживать его на плаву. Чего он хотел этим добиться, не вызывает сомнений — переманить на свою сторону как можно больше дворян; и после шестинедельного пребывания в Аскалоне Ричард, по утверждению Амбруаза, соблазнил многих высоким жалованием — так что в распоряжении французских военачальников, герцога Бургундского и епископа Бовэского для проведения политики обструктивизма остались поредевшие ряды их воинства. Расчет, однако, не оправдал себя: французскому контингенту удалось сохранить завидную сплоченность рядов. Не подлежит сомнению, что Ричард купил бы французское руководство, если бы ему представилась такая возможность. Но политическая нетерпимость его с самого начала превратилась в навязчивую идею. Раскольническая политика Филиппа и пляшущих под его дудку герцога Бургундского и епископа Бовэского позволяют исключить, что Ричард мог бы своей финансовой предупредительностью улучшить отношения с французами. Вначале его финансовые отношения с Филиппом не отличались даже особой сдержанностью. Но решимость Филиппа использовать любой подходящий момент для возвышения династии Капетингов невозможно было сдержать никакими денежными подачками. И Ричард был не настолько глуп, чтобы продолжать финансировать подобную политику.