Ричард I Львиное Сердце

Что касается Салах ад-Дина, то его неспособность к политическому убийству выводилась просто из ею якобы «благородства», что невероятно наивно. Для истории совершенно не важно то, что может иметь значение для обвиняемого в обычном суде. С этих же позиций чести причастность Ричарда к этому преступлению единодушно отрицается в исторической литературе, поскольку «благородного» Ричарда столь же трудно представить себе в роли пособника убийц из-за угла. При этом характер Ричарда искажается не меньше, чем характер Салах ад-Дина. На него было бы больше похоже, если бы он убил своего врага средь бела дня на улице, чем пытался бы устранить его тайно, примерно так считает Картелльери, не подозревая, что при этом попадает во власть предубеждения о полной противоположности политических способностей Ричарда и Филиппа, а именно, о хитрой расчетливости последнего и активной неуравновешенности первого. Подобному представлению о Ричарде способствует также и сложившееся мнение о его несгибаемой принципиальности и прямоте. Но с другой стороны, в этом историческом труде как-то упускается из виду то обстоятельство, что выводы о принципах Ричарда в связи с делом Конрада могли бы быть куда менее положительными, если бы он не взял собственное оправдание в свои руки, распространив по всему миру путанную историю с кораблем, причем настолько успешно, что его политические враги сочли целесообразным снять с него официальные обвинения.

Действительно, насколько известно, Ричард обычно не использовал в качестве политического средства убийство. И чтобы кровавое злодеяние превратилось в убийство, необходимо, чтобы у жертвы был соответствующий ранг, а многочисленные враги Ричарда физически пережили конфронтацию с ним. Жизнь простого люда в расчет не принималась — маркграф же Монферратский занимал такое положение, в котором кодекс рыцарской чести почти гарантировал ему неприкосновенность. Даже мы, не столь педантичные, как люди в XIX веке, чтобы делать различия между мертвым маркграфом и другим мертвым, ни в коем случае не склоняемся к мнению, что в жизни Ричарда Львиное Сердце не имел значения факт — на мертвеца больше или меньше. Самоуважение военной касты требовало, не только в те времена, четкого разграничения между допустимыми и недопустимыми убийствами, а также способами их осуществления. Наемники убивали иначе, чем рыцари, да от них никто и не ожидал, что при этом они будут руководствоваться установленными правилами. Поэтому, естественно, следует принимать в расчет теоретически важное для тех, кто дорожил своей честью, а к ним, несомненно, надо причислить и Ричарда, обозначение границ дозволенного, а возможно даже инстинктивное сдерживание убийств, в отношении представителей собственного сословия. Генрих VI ради обеспечения стабильного порядка в престолонаследии на Сицилии счел необходимым ослепить и, вероятно, кастрировать сдавшегося ему на милость младшего сына Танкреда, Вильгельма III, еще ребенка, после чего тот вскоре умер. Мы не можем себе представить, чтобы подобное совершил Ричард. Возможно, это связано с его большой уверенностью в себе. Иоанн впоследствии должен был чувствовать угрозу своему существованию со стороны племянника Артура, и как единственному члену династии, вечно не уживавшемуся со своей семьей, ему приписывают убийство родственника. Ричард почти всю жизнь прожил, испытывая постоянную угрозу своему положению, но угроза со стороны таких людей, как Алиса, Исаак Кипрский и его дочь, — хотя то, что их все же оставили в живых, далеко не само собой разумеющееся, — не выходила за определенные границы. С Конрадом же было иначе. Искусная ловушка, которую тот уготовил Ричарду, его классическая роль предателя с точки зрения общих христианских интересов, и то катастрофическое положение, которое грозило всей армии, — все эти факторы способны удержать нас от переоценки сдерживающей силы морали. При этом не плохо было бы спустить как Ричарда, так и Салах ад-Дина с небес на землю и вспомнить, что они были в первую очередь мужами войны, перед которыми в критические моменты истории стояли определенные задачи и которые однажды могли обнаружить, что цель оправдывает средства.