Ричард Львиное Сердце

— Никто его и не опускал. Ров я переплыл на доске — видишь, даже штаны не замочил, а потом поднялся по стене в том месте, где, как ты рассказывал, сто лет назад сгорела осадная башня бургундцев и, рухнув на стену, оставила на ней столько выбоин. Влезть в этом месте ничего не стоит.

Раймунд только развёл руками:

— Да ты кошка какая-то! Не думаю, чтобы ещё кому-либо в наших краях удалось нечто подобное. И старый олух Жюстен не заметил с башни, как ты лезешь в замок, будто ночной воришка?

— Только не брани его! Да, он меня не заметил, но я ведь лез с той стороны, которой с его башни не видно. Ставь второго стражника, господин барон, если хочешь, чтобы твой замок был неуязвим.

Раймунд Лионский смерил молодого человека взглядом, в котором удивление мешалось с восхищением.

— Я был таким же... Таким же сумасшедшим в двадцать лет.

Эдгар продолжал смеяться:

— Думаю, и в тридцать. Да и сейчас, в шестьдесят два, ты, по-моему, такой же.

— Возможно, возможно, мальчик. Но, боюсь, сейчас мне уже не влезть по стене. Да и прежде у меня не было этакой ловкости. Ты вырос под стать своему прославленному прапрадеду Эдгару Овернскому, герою первого крестового похода. И как мне жаль, как же мне жаль, мальчик, что я не могу объявить тебя наследником нашего рыцарского рода!..

Это восклицание вырвалось у барона против воли. Тут же он быстро посмотрел на Эдгара, опасаясь, что вызвал у него обиду, но молодой человек смотрел на отца тем же ясным и безмятежным взглядом.

— У тебя ведь были наследники. Не твоя вина, что Господь Бог взял их к себе. И ведь ты любил их мать.

Раймунд вспыхнул будто юноша:

— Твою мать я тоже любил. Я бы женился на ней, не будь так упрям покойный король, мой родственник.

— Полно, отец, полно! Кто бы принял женитьбу знатного рыцаря на дочери кузнеца?

— Какое мне дело до чьего-то мнения?! — в гневе воскликнул барон. — Я ни у кого не спрашивал и не спрашиваю, как поступать. Другое дело — король. С ним я связан обетами и клятвой верности — его запрет значил многое. Думаю, у него была мысль женить меня на одной из своих племянниц, которую до тридцати пяти лет не удалось выдать замуж. Слава Богу, она умерла! Вот уж счастье-то было бы — жениться на старухе!.. Ну, а потом заупрямилась твоя мать...

Лицо старого барона при этом выразило искреннюю печаль, и Эдгар улыбнулся ему:

— Мама знала, что тебе это может повредить. И я был уже большой, дед учил меня своему ремеслу, обещал передать цех[8], что потом и сделал... А кто я был бы, даже женись ты на маме? Перед людьми всё равно бастард, незаконнорождённый. А так у меня есть всё, что нужно, да и ты дал мне сколько мог. Только сегодня Луи восхищался, какой я грамотный, как много знаю, как славно дерусь на мечах и вообще заявил, что я мог бы быть отличным рыцарем.

— Луи? — барон оживился. — Он вернулся? Значит, жив?

— Да, слава Богу! Хотя ему пришлось испытать столько бед, что я диву даюсь его выносливости. Послушай, отец, у нас с ним был очень странный и необычный разговор, и мне сейчас предстоит решить для себя важный вопрос. Но перед тем я хотел бы поговорить с тобой.

Старый барон насторожился:

— Руку дал бы на отсечение, не будь их у меня всего две, что этот малый подбивает тебя отправиться с ним в новый поход! Ведь король Филипп вот-вот отбудет с войсками в Сицилию, чтобы затем выступить на Иерусалим, и наверняка Луи Монтрей отправится с ним вместе. Нипочём не поверю, что тяготы похода с Фридрихом отбили у него охоту сражаться!

Эдгар кивнул:

— Ты прав, отец, прав. Что до меня, то я никогда не думал о такой возможности. Не пристало простолюдину мечтать о славе рыцаря.

— Ты не простолюдин! — резко возразил барон.

— Ну полупростолюдин, а это куда хуже. Лошадь есть лошадь, осёл есть осёл. А мул что такое? Недаром у мулов не бывает потомства.

Такие слова вырвались у Эдгара впервые в жизни. Он никогда ни о чём подобном не думал, никогда не сетовал на своё происхождение, никогда и никого ни в чём не упрекал. Казалось, его самого поразила неожиданная мысль. Он покраснел и бросил на отца взгляд, в котором смешались смущение и раскаяние — меньше всего юноша хотел обидеть старика. Тот, однако, не смутился.

— Я знал, что рано или поздно ты станешь об этом думать. Тем более, что твой молочный брат — рыцарь, и вы с детства так близки. И что же? Ему удалось тебя уговорить?

Эдгар покачал головой:

— Если бы он мне предложил, к примеру, стать его оруженосцем, я бы, думаю, отказался. Моё ремесло мне нравится куда больше. Но он... он... Словом, я должен помочь ему в одном деле, и возможно, это откроет для меня новые возможности. Хотя всё это и небезопасно.

— Что не безопасно? — не без тревоги спросил старый барон. — Что такого предлагает тебе Луи? Ох, чует моё сердце, он затеял какое-то безумное предприятие...

— Возможно, отец, возможно. Но что-то в этом есть!

— В чём? Ты мне расскажешь, что такое вы задумали, или будешь и дальше говорить загадками?

Эдгар улыбнулся. Ему нравилась горячность отца, она лучше всего прочего доказывала, что старый барон любит незаконного сына и дорожит им.