Риф

Дальнейшее Таня помнила плохо. Было ясно, что делать лейтенанты ничего не собираются, потому что «закон не нарушен», ничем противоправным означенная община не занимается, разве что у них там веганская диета, «но за это у нас пока не сажают, – сказал лейтенант Зубов и, усмехнувшись, добавил: – Хотя, будь моя воля…» – и, хихикая, толкнул второго лейтенанта локтем в бок, но тот шутку не оценил.

Потом Таню провожали к выходу из отделения. Она шла по тусклому и длинному коридору, ее тошнило, и ей казалось, что пол раскачивается под ногами, как палуба во время шторма.

* * *

Путь в Куприно по пробкам занял полтора часа. Тут ее ждали дачные домики, заборы из профнастила и штакетника и ямы на дорогах, засыпанные битым кирпичом. Таня остановилась возле магазинчика с надписью «Гастроном 24», зашла купить воды и, как бы между делом, спросила у кассирши, не знает ли она, где тут гаринская община. Кассирша буднично пожала плечами, словно уже давно привыкла к подобным вопросам, и показала пальцем себе за спину: на втором светофоре налево, дальше до упора, потом через новый мост и снова налево вдоль берега. Там уж не промахнетесь. Затем спросила у Тани, не журналистка ли она. Таня не услышала в вопросе никакой агрессии, поэтому на всякий случай кивнула.

– У вас ничего не выйдет, – все так же буднично сказала кассирша, отсчитывая сдачу. Таня смотрела на ее пухлые белые руки – ямочки у основания каждого пальца, нарощенные розовые ногти. – Вы нездешняя. Они не разговаривают с нездешними. Тем более с журналистами. У них строгие правила.

– А вы там были?

– Была на пляже. Они туда приходят иногда, белье стирают.

– А они давно там вообще обосновались?

– С тех пор, как новый мост построили, – сказала кассирша таким тоном, словно день окончания строительства нового моста – это какое-то универсальное знание, известное даже приезжим.

Тут звякнул колокольчик над входной дверью, и в магазин вошла какая-то тетка. На вид лет пятьдесят, с короткими ядерно-рыжими волосами и явно нарисованными черными бровями. Кассирша бросила на нее взгляд, торопливо насыпала в ладонь Тане сдачу и сказала «спасибо за покупку» так торопливо, что стало ясно – при этой тетке разговаривать она не хочет.

Таня вернулась в машину и проехала дальше по улице, пытаясь найти «второй светофор», но его не было. Она развернулась и двинулась обратно, но на пороге магазина увидела ту самую рыжую тетку – она пыталась разглядеть номер ее автомобиля, причем так явно, что Тане стало не по себе. Она проехала мимо и в зеркало увидела, как тетка смотрит ей вслед. Еще немного покаталась по центральной улице, заметила двух мамаш на детской площадке. Они сидели на лавочке и оживленно беседовали, пока их дети копались в песочнице – один из них совком насыпал песок в капюшон другому; но тот, другой, кажется, был не против. Когда Таня остановила машину, мамаши замолчали и посмотрели на нее так, словно вообще впервые увидели живого человека.

«Все нормально, перестань себя накручивать. Это просто поселок в Подмосковье», – сказала себе Таня, хотела выйти и спросить у них дорогу, но, бросив взгляд в зеркало заднего вида, поежилась – тетка с неестественно-рыжими волосами шла к машине, припадая на левую ногу. Таня заблокировала двери.

Тетка остановилась возле нее, наклонилась к окну, улыбнулась, помахала рукой. Таня нажала кнопку, окно опустилось, и тетка тут же сунула внутрь руку.

– Добрый вечер! Меня зовут Валентина, мне Нина сказала, что вы ищете Чащу.

– Э-э-м, в смысле, общину? Да, ищу. Я немного заблудилась. Она сказала повернуть налево после второго светофора, но я чего-то не могу его найти. Светофор.

– Ой, да, здесь черт ногу поломает. Вроде Москва в двух шагах, а чуть отъехаешь и сразу дебри. Знаете, а я как раз в Чащу и подумала, что раз вы тоже, то можно и меня – того, а? Я дорогу покажу, здесь недалеко.

Не дожидаясь ответа, тетка обошла машину и начала дергать за ручку, заглянула в окно и показала пальцем на замок, мол, откройте же, ну.

Таня тяжело выдохнула и разблокировала дверь. Тетка села, и салон тут же наполнился запахом пота и грязных носков.

Валентина оказалась болтливой – рассказала, как ее муж два года назад «вошел в Чащу». Муж, говорила она, пил беспробудно, распускал руки, раз в год «кодировался», лежал в «трезвянке», и хоть бы хны. Выходил, держался месяц и опять за старое. «А потом вошел в Чащу», – сказала Валентина совсем другим, полным благоговения голосом, – и жизнь сразу наладилась. Вот прям сразу. Он как другой человек, меня, говорит, близость к земле спасает, когда ты занят настоящим трудом, у тебя просто нет времени на выпивку и прочее непотребство.

– Вы часто его навещаете? – спросила Таня, когда они проезжали по мосту через реку.

– Часто.

– А сами не хотите, эмм, «войти в Чащу»?

– Я пока не готова, – очень серьезно сказала Валентина и даже вдруг замолчала, словно хотела паузой дополнительно обозначить серьезность своих слов.