Риф Скорпион

— Попробую, — сказал шеф. — Потянем еще три-четыре месяца, а там начнутся каникулы суда присяжных.

На том и договорились. И прокурор дал согласие на отсрочку по ходатайству полиции.

Вебстер тер свою лысину и думал о кругленькой сумме и об этом упрямце Стефансене. Он не видел никакого просвета.

В начале апреля Вебстера навестил студент Арвид Стефансен. Вебстер встретил его приветливо, но был скуп на слова. Арвид Стефансен выглядел бодро, держался смело — этакое свежее дыхание весны в пыльном кабинете полицейского управления.

— Желаете сообщить что-то, молодой человек?

Арвид Стефансен пригладил густую темную шевелюру, выпятил подбородок. Он явно желал что-то сообщить.

Студент Стефансен несколько раз навещал свою мать, последний раз — два дня назад. Она была совершенно уверена, что отец ни в чем не виновен.

— Мама — женщина с характером, — говорил он. — И неглупая. Похоже, нервы немного сдают из-за этой истории. Нет, она, конечно, понимает, что следствие должно быть доведено до конца.

— Речь шла о чем-нибудь конкретном, Стефансен?

— Вот именно. Она вспомнила одну вещь.

Фру Стефансен вспомнила, что Холмгрен иногда брал деньги в кассе, в том числе и крупные суммы. Должно быть, оставлял расписки, считала она. Ничего необычного в том, что шеф брал деньги, разумеется, нет. Есть ли какая-нибудь возможность проверить — отражено ли это в документах?

— Фру Стефансен просила вас обратиться ко мне?

— В известном смысле да. Она сказала: «Может быть, полиции следует об этом знать?»

— Конечно, следует. Скажите, ваш отец сам брал эти суммы?

Насколько было известно Арвиду Стефансену — сам. Фру Стефансен и фрекен Энген сидели в соседнем кабинете. Вебстер слышал об этом не раз, но не ленился переспрашивать: вдруг выявится нечто, позволяющее заключить, что и другие люди имели доступ к кассе.

— Откуда фру Стефансен могло быть известно, что Холмгрен берет деньги в другом кабинете? Стефансен говорил об этом дома?

— Холмгрен приходил в контору и, не закрывая дверь, кричал: «Мне понадобятся наличные!» Последний раз взял двадцать тысяч.

Вебстер насторожился.

— Когда это было?

— За два месяца до того, как забрали отца. В начале августа, девятого числа, мама запомнила дату — день рождения моей сестры. Она и другие суммы помнит, но точных дат в голове не держала.

Вебстер взял папку, нашел нужную бумагу. Последняя сумма — двадцать тысяч. Согласно документации, как раз девятого августа эта сумма должна была быть отправлена одному лесовладельцу, однако адресат не получил денег. Вебстер хмыкнул, закрыл папку и сказал, что займется этим вопросом.

Проводив Арвида Стефансена, он задумался. Потом взял телефонную трубку и позвонил ревизору; тот обещал прийти. Полчаса спустя он сидел в маленьком кабинете Вебстера с кассовой книгой лесопильного завода.

— Странно, — сказал ревизор. — Где-то должно быть отражено, что Холмгрен брал деньги. У нас есть только его расписки в платежных ведомостях — жалованье, премия, прибыль от акций. Какой же кассир станет выдавать большие суммы без расписки.

— Что ж, пошли попробуем осторожно побеседовать со Стефансеном, — предложил Вебстер.

Стефансен был занят раскрашиванием игрушечных тачек, какие можно увидеть на распродаже предметов, изготовляемых заключенными. Пригладив свою красивую седоватую шевелюру, он кивнул рассеянно-приветливо. Поздоровался за руку с ревизором.

Косой солнечный луч пробился с улицы через решетку, расписал бликами зеленую стену. Вебстер поглядел на тумбочку — там лежала библиотечная книга, записки о путешествии на Борнео. Он хмыкнул и перевел взгляд на кассира, представил себе мальчонку, которому запретили гулять и который мечтает о путешествиях в дальние страны. Неприметно кивнул ревизору — деловитому, хорошо одетому и хорошо причесанному господину.

Заранее предупрежденный следователем, ревизор мягко произнес:

— У меня возникли проблемы, господин Стефансен. Я насчет крупных выплат лично директору Холмгрену.

Они уставились на кассира; он пробурчал:

— Да уж, не завидую вам — сплошные цифры. Ревизии, должно быть, мука мученическая. Кассиру и то несладко приходится.

— Вы не припомните, вам случалось выдавать Холмгрену лично большие суммы? Я пока не стану называть точные цифры.

Вебстера ожидал приятный сюрприз — Стефансен улыбнулся и ответил вполне нормальным голосом:

— Конечно, я выдавал Холмгрену много денег.

— Сколько, скажем, в последний раз, господин Стефансен?

— В последний — двадцать тысяч. Двадцать — простая и безвредная цифра, верно? Это был аванс по одной из сделок.

— Вот именно, совершенно верно, — подхватил ревизор. — Я тоже так считаю, цифра двадцать никогда меня не раздражала. Гм-м. И Холмгрен расписывался в получении денег? Я что-то не нахожу расписок. Конечно, это чистая формальность, но отсутствие расписок затрудняет мне работу, сами понимаете. Сидишь копаешься в множестве документов, и без расписок… Могу я попросить вас, господин Стефансен, помочь мне найти эти расписки?

Стефансен обвел камеру рассеянным взглядом, пробормотал: