Риф Скорпион

— Ну вот, — продолжала она, — в селение на своем быстроходном катере прибывает начальник уездной полиции. Он уже связался с Трондхеймом, с губернским управлением, и ему сказано, что во второй половине дня приедет квалифицированное подкрепление. К концу следующего дня установлено: в силосной башне крестьянина Одда Грюте лежит труп молодой девушки. Одета в то, что некогда было белой мужской майкой, джинсовые брюки, трусы, длинные шерстяные черно-белые носки домашней вязки и красные кроссовки. Череп девушки разбит, вероятно, одними из вил хозяина башни. Она не местная жительница. Больше того, тамошние жители в один голос утверждают, что никогда не видели ее раньше, и начальник уездной полиции не видит причин сомневаться в их показаниях. Но кто же тогда эта девушка? Кто-то где-то должен ее знать. И как она попала в Грютботн? Как очутилась в силосе крестьянина Одда Грюте?

Тщательное исследование силосной башни, — говорила моя гостья, — при сопоставлении с записями крестьянина о сезонных работах прошлого года позволило предположительно установить дату убийства: пятница 15 июля. В этот день все семейство Грюте — двое взрослых и двое несовершеннолетних детей — уезжали в Руан хоронить свояка Одда Грюте. Перед отъездом утром крестьянин и его работник успели завезти четыре воза сена на силос. После чего решили подождать с остальным до возвращения с похорон, надеясь, что к тому времени прекратится усиливавшийся дождь. Около двенадцати семейство Грюте отправилось в Руан. Работник наперекор плохой погоде вышел на лодке в фьорд ловить рыбу, надев непромокаемую робу. Около двух часов, согласно показаниям вдовы в южном конце селения, он сдался. Еще через два часа вернулся со своей семьей крестьянин. По-прежнему лил проливной дождь. Крестьянин решил отложить уборку сена. Земля совсем раскисла, и было очевидно, что тяжелый трактор очень скоро изроет колесами весь луг. Приняв решение, крестьянин вместе с работником накрыл уложенное сено толстым полиэтиленом и придавил его гнетом в виде нескольких тонн воды. Лишь неделю спустя северное лето позволило продолжить заполнение башни.

Вот и все, что смог установить начальник полиции, — заключила девушка на диване. — Больше ничего. У него был труп. Было орудие убийства. Известен день, когда оно было совершено. И время — около полудня, с точностью до одного-двух часов. Но никто не знал, кто убитая. Приметы не подходили ни к кому, кого объявляли в розыске за последние годы. Не обнаружено ничего, что убитая могла привезти с собой в Грютботн, только одежда на ней. По показаниям караульных по обе стороны заливчика, морским путем она никак не могла попасть в селение. А на суше его окаймляют отвесные скалы. Ты все усек?

Внезапная перемена интонации не застала меня врасплох, я уже начал привыкать к ее манере разговаривать.

Я кивнул:

— Ты хочешь сказать, что перед нами немыслимый случай. Как если бы труп и орудие убийства нашли среди поля на свежем снегу — и никаких следов, только от ног жертвы. Что речь идет о злодеянии, которое невозможно объяснить потому, что необъясним сам факт присутствия трупа там, где его нашли. Но за последние сутки изменились, во всяком случае, два обстоятельства: теперь мы знаем имя жертвы, знаем также, что она была беременна на втором месяце.

— И еще, — добавила она, — теперь мы знаем, что в то лето в Грютботне находился по меньшей мере один человек, знакомый с Марго Стрём. Вот почему наш друг из полиции, который сюда приходил, так поспешно удалился: его вдруг осенило, что летом прошлого года работником у крестьянина Одда Грюте в Грютботне был не кто иной, как твой приятель, бывший ухажер Марго Стрём, — Педер Киберг.

Гостья наклонилась и заглянула в пустой кофейник, давая понять, что рассказ окончен.

Я соображал, что бы такое сказать, но меня опередил звонок в дверь.

Я спустился вниз и отворил. Во второй раз за короткое время на крыльце моего дома стоял старший инспектор Аксель Брехейм.

— Извините, — сказал он. — Я пытался найти дом, в котором, по вашим словам, жила эта Марго Стрём. Какой номер дома вы назвали?

— Номера не знаю, — сказал я. — Но могу проехать с тобой и показать.

Аксель Брехейм сел за руль черной «вольво-245». На спуске к улице Фритьофа Нансена я заметил, что девушка с велосипедом неотступно следует за нами. И когда мы в самом низу свернули налево, она сделала то же.

Я показал Брехейму, где поставить машину. Когда мы вышли из нее, девушка уже запирала замок на велосипеде.

В десяти метрах ниже нас стоял двухэтажный красный дом, первый этаж которого владелец разделил на маленькие комнаты, сдаваемые внаем. С улицы к дому вела бетонная лестница. Я зашагал по ней вниз следом за Акселем Брехеймом. Остановился в нескольких метрах позади него, когда он позвонил в дверь.

Хозяйка отворила и подозрительно уставилась на звонившего. Какой-то босяк является невесть откуда и задает вопросы насчет одной из ее бывших жиличек…

Тут она заметила меня. Узнала. Поздоровалась. Сухо.

— Он из полиции, — объяснил я. — Похоже, Марго стала жертвой преступления.