Рифейские горы

Понял, что без сознания пролежал довольно долго, когда увидел на востоке, на фоне тёмных городских стен, таких далёких и таких родных, золотистую полоску облаков, розовеющих снизу. Солнце всходит! Вот это да! Обещал же Отцу быть у Него с утра пораньше, ещё до завтрака. Он будет ждать тебя со всеми документами на отчёт.

Дёрнулся, рывком перекатываясь на колени, и осел с невольным стоном. Больно!

Перелом или вывих?!

Ещё этого не хватало. Объясняй теперь, что на коне не удержался.

Причмокнул губами, подзывая жеребца, позвал:

— Ну, Белолобый, давай сюда. Иди, мой хороший…

Улавливая в голосе хозяина ласку, жеребец жалобно заржал, шагнул к протянутой руке, хромая на правую переднюю ногу. Главное, что наступает. Значит, добраться можно. Шагом, тихонечко, но не самому ковылять.

Поймал повод, гриву, подтянулся на руках, вставая на одну ногу.

— Ничего, сейчас поедем. — Успокаивал скорее себя, чем обращался к коню. Навалился грудью жеребцу на спину, оттолкнулся от земли здоровой ногой. Всё тело заныло, все ушибы, и в глазах помутнело. Теперь бы ещё удержаться как-то, ещё на один раз, вот так же садиться верхом, сил уже не хватит.

Конь, при каждом шаге, хромая, вздёргивал голову, звякая бронзой удил, шёл в сторону Каракаса сам, Кэйдар даже за поводья не держался.

* * *

— Вывих, возможно даже, и разрыв связок, — ответил Лил на немой вопрос Кэйдара. — Боюсь, хромота останется на всю жизнь. Если будете выполнять все мои рекомендации, она, может быть, станет почти незаметной. Сейчас, главное, не ходить, не наступать на повреждённую ногу, до тех пор, пока я не разрешу. Потом с палочкой. И только после всего этого…

— Я — с палочкой?! — Кэйдар со смехом откинулся на жесткий валик подушки, болезненно поморщился: каждое движение отдавалось в висках тянущей болью, от которой аж в глазах темнело.

— Что поделаешь? Здоровье важнее. Поймите, господин, Если дать ей полную нагрузку, останется не только хромота, но и боли. К вечеру знать не будете, куда деваться, — с неизменным спокойствием и в голосе, и в каждом движении Лил продолжал перевязывать лодыжку, попутно ведя объяснение. Стягивал тугой повязкой накрепко, и тут спросил, подняв глаза на Кэйдара:- А с головой как? Болит?

— Это ерунда всё! — Кэйдар небрежно отмахнулся.

— Не думаю. Если есть сотрясение мозга, то вам и правда необходим покой и отдых.

— Я и раньше-то не уставал особо, — усмехнулся Кэйдар. — Сами понимаете. У меня нет никаких обязанностей. Чем хочешь, тем и занимайся. Так, только, помочь Отцу кое в чём…

Лил улыбнулся с пониманием, кивнул, соглашаясь. Завязав тугой, крепкий узел, поинтересовался:

— Ну, что, нашли ту девушку-виэлийку?

В вопросе не было праздного любопытства, может, поэтому Кэйдар не огрызнулся в ответ, хоть эта тема уже порядком и раздражала его.

— Нет, — поправился, — ещё нет. Её видели в восточной части города. Несколько свидетелей назвали очень точные приметы. Но это было давно… А сейчас никто ничего… Даже обещанная награда за поимку увеличена мною лично в три раза. И не помогает, — Усмехнулся с горечью, встретившись с Лилом глазами. — А может, она утопилась? Я скорее в это поверю, чем в то, что ей просто кто-то помогает.

— Да-а! — протянул Лил задумчиво. — Такая скорее в воду, чем назад вернуться…

— Какая? — Кэйдар чуть глаза сузил, взглянул с подозрением.

— Гордая, — ответ Лила оказался неожиданно простым. — Слишком гордая, даже так скажу: характерная… Чтоб смириться со своим положением в этом доме. Простая наложница…

— Не простая! — перебил Лила Кэйдар, поднимаясь на вытянутых руках. — Она — моя женщина! Она — мать будущего наследника!

— И при всём при этом всего лишь рабыня, — Мягко улыбнулся Лил, глядя на Кэйдара чуть исподлобья. — Каково это, быть рабыней, родившись царевной?

— Ага, царевной в крошечном степном племени, — Кэйдар громко хмыкнул, чуть откидывая голову назад. — Знаете, как я думаю, Лил? Родившийся быть рабом станет им рано или поздно!

— А знаете, как я думаю, господин Кэйдар? Раб — это тот же свободнорождённый, только ему не повезло однажды. Он так же чувствует боль, обиду, так же не выносит унижения, может любить и ненавидеть…

Вы же, наверняка, знаете: всё, что она делала, — все её попытки самоубийства — всего лишь месть, месть лично вам, господин. Лишить вас самого дорогого: ребёнка. Она и нужна-то вам лишь только как его мать, не более того. Какая женщина согласится на такую роль? Да и вообще, кто стерпит, когда его просто используют?

— Я сломал её гордость! Она сдалась после того ранения кинжалом. Вы сами знаете, вы же ходили к ней. Лечили, беседовали о чём-то…

— Женщину не ломают, её любят, — поправил Кэйдара Лил, тепло и ласково улыбаясь. — Когда любишь, разве захочется делать любимому человеку больно?

— О чём вы, Лил? В своих чувствах к ней я не признавался. Ирида — красивая женщина, не спорю. Она нравится мне, но она всего лишь рабыня, не жена мне.

— Мать Ириды тоже была рабыней-наложницей, а стала царицей. Вы знали об этом? Сама Ирида никогда вам этого не говорила? Видите, царя виэлов это не остановило.