Рифтеры (Сборник)

Комковатая радуга, нить сгруппированных бусин, обернутая вокруг себя самой: пурины, или пирамидины, или нуклеотиды, или вообще черт знает что.

Исходник Бетагемота. Ну или часть его.

– Это даже не спираль, – выдавил наконец Ахилл.

– У него есть небольшой левосторонний загиб. Но не в этом дело.

– А в чем?

– Пиранозильная РНК. Более сильные пары Уотсона–Крика, чем у обычной РНК, и эта гораздо избира­тельнее в конъюгации. Например, последовательности, богатые гуанином, не скрещиваются друг с другом. Шестистороннее кольцо.

– По‑английски, Элис. И что с того?

– Оно размножается гораздо быстрее вещества в твоих генах и при этом допускает гораздо меньше ошибок.

– Но что оно делает?

– Просто живет, Кайфолом. Живет, ест и, похоже, делает это лучше чего угодно на Земле, поэтому мы или искореним Бетагемот подчистую, или можем попрощаться с биосферой.

Дежарден не мог в это поверить:

– Один микроб? Как такое вообще возможно?

– Во‑первых, его ничто не ест. Клеточные стенки почти что неорганические, в основном там кучка сернистых соединений. Помнишь, я рассказывала тебе, как некоторые бактерии используют вывернутые аминокислоты, чтобы сделать себя несъедобными? А тут все в десять раз хуже – кто бы ни решил сожрать эту хрень, из‑за минералов он даже не признает ее за еду.

Дежарден закусил нижнюю губу.

– Но погоди, еще не все, – продолжила Джовелла­нос. – Эта штука – настоящая черная дыра по усвоению серы. Не знаю, где Бетагемот научился таким трюкам, но он выкрадывает ее прямо из наших клеток. У него есть какой‑то аналог листериолизина, который предохраняет серу от лизирования. А при таком раскладе прекращается перенос глюкозы, синтез протеинов, метаболизм липидов и углеводов – сука, он вообще все пускает под откос.

– Уж серы‑то у нас в избытке, Элис.

– Ну да, сейчас ее полно. Мы даже газы ей пускаем, нам лень даже подсчитать рекомендованную ежедневную дозу. Но вот этот, как его, Бетагемот, ему сера нужна больше, чем нам. И он быстрее размножается, быстрее жует, и поверь мне, Кайфолом, через пару лет серы ста­нет не хватать, а эта дрянь оккупирует весь рынок.

– Да это просто... – Соломинка всплыла на поверхность разума, и Ахилл за нее ухватился: – Почему ты так уверена? С чего? Ты же думала, что у тебя даже данных для работы не хватает.

– Я ошибалась.

– Но... ты же говорила, нет фосфолипидов. Нет...

– У него нет этих веществ. И никогда не было.

– Что?

– Он простой, настолько простой, что, черт возьми, почти неуязвим. Нет двухслойных мембран, нет... – Джовелланос взмахнула руками, словно сдаваясь. – Да, я действительно думала, что они нахимичили с образцом, чтобы я не украла промышленные секреты. Может, даже отфильтровали какие‑нибудь вещества, каким бы глупым это ни казалось. Корпы и тупее штуки выкидывают. Но я ошибалась. – Она нервно провела пальцами по волосам. – Все было на месте. Все. И знаешь, почему, как мне кажется, они все‑таки нахимичили с образцом? Боялись того, что эта штука может выкинуть в первозданном виде.

– Блин. – Дежарден внимательно рассматривал бусины, вращавшиеся на экране. – Значит, мы или остановим эту хрень, или будем есть из циркуляторов Кальвина всю оставшуюся жизнь.

Глаза Джовелланос светились, словно кристаллы кварца.

– Ты так ничего и не понял.

– А что еще мы можем сделать? Если он подрежет всю биосферу на корню, если...

– Ты думаешь, дело в защите биосферы? – закричала она. – Думаешь, им не наплевать на гибель окружающей среды, если можно синтезировать себе путь из пропасти? Думаешь, они запустили такую процедуру зачистки, чтобы защитить дождевые леса?

Ахилл уставился на нее.

Джовелланос покачала головой:

– Кайфолом, эта штука может проникать прямо в наши клетки. Циркуляторы Кальвина – ерунда. Серные добавки не помогут. Ничего из того, что мы принимаем внутрь, до метаболизма пользы не приносит – и что бы мы ни съели, как только оно проникнет сквозь кле­точную мембрану... там уже Бетагемот, прямо в первых рядах. Нам уже повезло больше, чем мы того заслужи­ваем. Конечно, здесь он не столь эффективен, как в гипербарических условиях, но это значит лишь то, что местные могут побить его в девяноста девяти случаях из ста. И...

И кубики все катились и катились и в сотый раз приземлились прямо на берегу Орегона. Дежарден понимал расклад: при достаточных количествах микробы сами устанавливают правила. Теперь под солнцем появилось место, где Бетагемоту не нужно подстраиваться под чей‑то еще мир. Он создавал свой собственный: триллионы микроскопических преобразователей уже работали в почве, меняя кислотный и электролитный баланс, лишая преимуществ местных жителей, столь прекрасно приспособленных к тому, как все развивалось раньше...