Разумеется, любые стены рано или поздно падали. Карантин отменялся или отмирал. Ворота открывались или же сгнивали от ржавчины. К тому времени было уже слишком поздно: живая ткань превращалась в некротическую. Новая кровь в мертвую зону не текла. Разве что пара‑другая прерывистых вспышек на подземных кабелях, периферийных нервах, где Водоворот перескакивал через провалы. Разве что несколько человек, не успевших вовремя убраться, но все еще живых; или тех, кто приезжал, не столько разыскивая это конкретное место, сколько убегая из другого.
Кларк попала именно в такой район, город руин, разбитых окон и пустых глаз, наблюдающих из домов, которые никто не озаботился снести. Жизнь здесь, по большей части, не замечала присутствия Лени. Та же избегала явных территориальных границ: беззубых детских черепов, со значением расставленных вдоль какого‑нибудь особенного тротуара; полумумифицированного трупа, распятого вверх ногами под загадочной надписью «Святой Петр Недостойный»; бесхозных автомобилей, словно по случайности перекрывающих то одну дорогу, то другую, – ржавых баррикад, что направляли беспечного путника к некой бойне в центре города, словно рыбу в запруде.
Два дня назад Лени обошла шабаш благодетелей, которые живьем ловили бродяг и отщепенцев, словно полевых мышей, и насильно накачивали их каким‑то генетическим коктейлем. Скорее всего, рецептом из ксантопластов. С тех пор ей везло: она больше никого не встретила. Передвигалась только ночью, когда ее чудесные глаза давали максимум преимуществ. Держалась подальше от местных штабов и блокпостов с горящими бочками, прожекторами и ржавыми, лишь наполовину функционирующими аварийными блоками Балларда. Попадались ловушки, замаскированные блиндажи с бандами выскочек, желавших завоевать себе положение в местной иерархии; они истекали слабым инфракрасным сиянием или осколками света, невидимыми для простого мяса. Кларк замечала их еще издали и меняла курс, а там так ничего и не подозревали.
Она почти миновала опасную зону, когда в дверном проеме дома, стоявшего примерно в десяти метрах впереди, появился какой‑то человек: метис с доминантными латиноамериканскими генами; его кожа казалась синевато‑серой в бледном свете, усиленном линзами. Голые ноги, обрывки пластика, нанесенного спреем прямо на подошвы, отслаивались на глазах. Какая‑то пушка в одной руке, двух пальцев на ладони не хватало. Другую он превратил в своеобразный протез, обернув вокруг нее клейкую ленту в несколько слоев, утыканную осколками стекла и ржавыми гвоздями.
Он посмотрел прямо на Лени глазами, что сияли такой же белизной и пустотой, как и ее собственные.
– И? – спросила Кларк через минуту.
Рукой‑дубинкой он резко обвел окружающую территорию:
– Не слишком большая, но моя. – От старых болезней он хрипел. – Надо платить.
– Я лучше пойду обратно, откуда пришла.
– Нет, не пойдешь.
Она привычным жестом постучала пальцем по запястнику. Тихо, почти беззвучно произнесла:
– Тень.
– Средства переведены, – ответило устройство.
Кларк вздохнула и скинула рюкзак. Еле заметно улыбнулась одним уголком рта.
– И как ты меня хочешь? – спросила она.
* * *
Он хотел ее сзади, хотел ткнуть лицом в землю. Хотел называть «сукой», «шлюхой» и «ампутанткой». Хотел порезать своей самодельной дубиной.
Лени думала, можно ли это назвать изнасилованием. Ей не дали выбора. С другой стороны, она не сказала «нет».
Он ударил ее, когда кончил, наотмашь врезал по голове рукой, в которой раньше держал пистолет, но жест был словно символическим. Наконец метис откатился в сторону и встал.
Все это время Кларк как будто издалека, отстранение наблюдала за собственной плотью, а теперь позволила себе вернуться к виду от первого лица.
– Ну что? – Она легла на спину, тыльной стороной ладони стирая грязь с лица. – Как я тебе?
Он хмыкнул и принялся обследовать рюкзак.
– А вот там ничего нужного тебе нет, – сказала Лени.
– Угу. – Тем не менее что‑то привлекло его внимание. Он вытащил костюм из черной блестящей ткани.
Тот начал корчиться у него в руке.
– Черт! – Метис уронил комбинезон на землю. Тот не двигался. Притворялся мертвым.
– Это что за хрень... – Бродяга взглянул на Кларк.
– Маскарадный костюм. – Она встала на ноги. – Тебе не подойдет.
– Чушь. Это же та отражающая кополимерная штука. Такую носит Ленни Кларк.
Кларк моргнула:
– Что ты сказал?
– Леонард Кларк. Глубоководный жаброчеловек. Он еще землетрясение устроил. – Мужик пнул гидрокостюм скрюченной ступней. – Ты что, думаешь, я не знаю? – Он поднял руку с пистолетом и дотронулся дулом до уголка линзы. – Как я, по‑твоему, их заполучил? Ты не первая поклонница в городе.
– Леонард Кларк?
– Я сказал уже. Ты глухая или тупая?
– Я дала себя изнасиловать, кретин. Тебе. Так что, похоже, тупая.
Бродяга долго не мог отвести взгляд от ее лица, а потом сказал:
– Ты и раньше это делала.
– Ты даже не представляешь, сколько раз.
– Что, стало нравиться?
– Нет.
– Ты не сопротивлялась.
– Да? А многие сопротивлялись с пушкой у виска?
– Ты даже не испугалась.