Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе

Считается, что Рижский черный изобрел в XVIII веке рижский аптекарь Абрахам Кунце. Бальзамами в те времена здоровье поправляли, а не портили – вот и настойка Кунце, согласно рекламе, помогала при всех болезнях и излечивала любые раны максимум за шесть дней. У любого уважаемого напитка должна быть своя легенда, пусть сколько угодно исторически недостоверная, – так вот, в данном случае она гласит, что бальзам рижского аптекаря исцелил саму Екатерину Великую. Якобы государыню во время визита в лифляндскую столицу одолела хворь по желудочно-кишечной части. Придворные медики, испробовав все свои средства и не добившись результата, обратились в отчаянии к местным кадрам. И не зря – после визита Кунце с его снадобьем государыня пошла на поправку. Так ли оно было или нет – но спустя полтора десятка лет Екатерина действительно пожаловала рижанину привилегию на производство бальзама.

Кстати, одна из легенд об изобретении Рижского черного указывает даже точное место, где это якобы произошло. Здание не просто сохранилось до наших дней, но и доступно для посещения – это Дом Менцендорфа (Mencendorfa Nams)

на улице Грециниеку (Грешников, Grecinieku, 18) в Старушке. В этом памятнике XVII века при Кунце была аптека, со второй половины XIX столетия до 1940 года им владело немецкое купеческое семейство Менцендорфов, советская власть устроила тут жилой дом, а постсоветская – музей бюргерского быта трех-четырехсотлетней давности.

На этикетке Рижского черного значится дата 1752. Этим годом датируются самые старые документы, в которых подтверждается существование бальзама и приводится рецептура. На их основании латвийское жидкое достояние считается старейшим алкогольным напитком в Прибалтике и одним из старейших в Европе. Правда, бальзам, о котором говорится в источниках, не был похож на нынешний ни составом, ни цветом (включавший в себя шафран, тот был, скорее всего, не черным, а желтым), ни крепостью (12–16 %).

Продукт же, прямым потомком которого может считаться современный Rīgas melnais, известен с 1847 года – начавший тогда его розлив рижский промышленник Альберт Вольфшмит продвигал свой бальзам уже не столько как лекарство, сколько как «увеселительный напиток».

Нынешний символ Латвии изначально был символом немецкой Прибалтики – и едва не ушел в историю вместе с нею. Когда после пакта Молотова – Риббентропа латвийских немцев в 1939‑м репатриировали в Германию, из Риги уехали мастера-винокуры братья Шрадеры, хранители уникальной рецептуры черного бальзама. История напитка прервалась на полтора десятка лет. Лишь в пятидесятых благодаря по-советски героическим усилиям технологов предприятия «Латвияс балзамс» рецепт был восстановлен.

Нацистская оккупация оставила заводу эмалированные бочки, в которых бальзам хранится до розлива по бутылкам. Некий офицер вермахта, обустраиваясь в Латвии, как он думал, надолго и намереваясь заняться здесь алкогольным производством, привез со своей родины бочки отменного немецкого качества. Успехи Красной Армии в 1944‑м казались ему временными – так что емкости офицер зарыл в землю, надеясь на скорое возвращение. Во времена послевоенной разрухи на заводе, почти лишившемся оборудования, нашелся свидетель этих «похорон». Некоторые из откопанных бочек служат до сих пор.

В советские годы рижский бальзам символизировал на общесоюзном столе не только Латвию, но и всю Прибалтику. Жидкость непривычных цвета и крепости стояла на нем особняком – как и три присоединенные в 1940‑м западные республики в семье народов. Керамическая тара казалась элегантной, как рижская архитектура, была непрозрачна, как интроверты-прибалты, и намекала эксклюзивным дизайном на европейский индивидуализм. Порожденный западной алкогольной традицией, бальзам сплошь и рядом ставил в тупик советских граждан, привычных к русской питейной практике – непонятно было, как, собственно, его употреблять.