Рихард Феникс. Море. Книга 3

— Ле-еди, — выдохнул предводитель, — вы заплатили не так уж и много, мне не составит труда вернуть вам остаток за непройденный путь.

— Вы нас, святых женщин, послушниц Сойки Великомученицы, выкинуть хотите? — взвилась другая. — Вот так просто попрать бога? Да кем вы себя возомнили⁈

— Вот именно! Какой-то глупый мальчишка говорит вам подобную дурость, несусветную, абсурдную, и вы верите? Вы что, от жары из ума выжили верить какому-то проходимцу с дороги⁈

Бэн отметил, что обозвала его та, что в Макавари напоследок кричала «Даст Солнце, свидимся!» — вот же непостоянная суч… Дама. Хойхо заволновался, парень погладил вздыбленную шерсть на загривке. Предводитель был твёрд и уже довольно спокоен, чем-то напоминая Добромира.

— Леди, давайте-ка в нашем караване вы будете вести себя по нашим правилам⁈ У нас слово женщины стоит меньше конского яблока. И именно из уважения к богам я и предлагаю, если не желаете показывать, что у вас там, вернуть остаток суммы, а не отдать вас на потеху моим ребятам. Выбирайте же! Дело за вами. Но пока мы это не решим, с места не сдвинемся.

— Вы! — возмущённо выкрикнула одна, — Вы в своём уме? Либо развлекать этих ваших… — женщина захрипела, щёки её втянулись, глаза вылезли из орбит, а потом жирно харкнула к ногам предводителя каравана, закончила, не замечая нитку слюны, повисшую на подбородке: — Либо нас прям здесь выгнать? И за что?

— Да, за что? — вклинилась другая и добавила плевок к первому.

Скобянщикам это явно не понравилось. Грозные и грязные шепотки оттуда-отсюда, и уже рой голосов, и немилосердно двинувшееся к двум женщинам мужичьё. Скрежетнули сабли, дёрнулся Хойхо, взбил пыль копытом Бурун.

— Может, помочь? — дыханье Мару опалило левое ухо Бэна. Тот вздрогнул и почувствовал, как покраснел, да ещё и всякие похабные словечки караванщиков не добавляли спокойствия.

Он промедлил с ответом, отвлёкся на глупые мысли и упустил момент, когда даххри, не привыкший к толпе людей, рванул напролом к воде. Мощная лапа опустилась на телегу позади женщин, те завизжали. Хойхо оттолкнулся и легко прыгнул. Бэн успел закусить ворот рубахи, чтоб не клацнуть зубами. Мужики, до того окружавшие их, вновь ощетинились саблями. А визг стоял пронзительный, звонкий, дурной.

Зверь жадно пил, блаженно пускал пузыри в воду, что едва доходила ему до колен. Утолив жажду, напружинился и выскочил за спиной главы каравана, седоки едва ли не вывалились, но с трудом удержались. Предводитель попятился, бросился к мужикам, оставив орущих женщин напротив огромного монстра, который внезапно решил зевнуть. Видно, новая волна визга не так сильно его тревожила, как толпа людей. Потому он зевал раз за разом всё шире, и Бэн мог легко представить, каково это, когда зубастая пасть, в которую легко поместится человек по пояс, разевается, раздвигается нижняя челюсть, являя чёрный, как самый страшный грех, зев.

— Мы только хотели ему помочь! — донеслось хныканье из-за сундука, когда Хойхо, казалось, назевался на день вперёд. Женщины спрятались, забились под рогожки, лишь часто тряслись круглые спины.

— Тогда отдавайте его, — как можно ровнее сказал Бэн, а внутри его всего колотило.

Больше просить не пришлось. Женщины выползли из укрытия, вытащили по шесть задвижек с длинных сторон сундука, откинули крышку. Внутри на ворохе одеял, как дорогая кукла в коробке, лежал на спине Ерши. Бледный, спящий. В незнакомой Бэну белой рубашке с чёрной ленточкой у горла, вышитых бисером и серебряной нитью чёрных штанах, заправленных в высокие сапожки.

— Ну натурально кукла! — присвистнул ближайший скобянщик, заглядывая в сундук. — У меня дочка похожую в подарок просила, да…

— Он хоть живой? — багровея лицом то ли от недавнего унижения, то ли от злости, перебил его глава каравана.

— Да, — едва слышно ответила одна из послушниц, не показывая бесстыжих глаз. — Просто спит. Сонные капли четырежды в день. Вот-вот надо дать новую порцию, чтобы не проснулся.

Бэн хотел спешиться, забрать Ерши, но отчего-то боялся. Ему казалось, тронь — и уже никогда не очнётся мальчонка.

— Позвольте вас потеснить, господа! — деланно вежливым тоном Корвус разогнал помехи на пути Буруна, остановил его бок о бок с Хойхо. — Что медлишь? Хватай и беги. — И тут он глянул в сундук. — Да драть кривой рогатиной ваши плешивые задницы, глупые куры! — рявкнул он на послушниц и спрыгнул в телегу.

Очень бережно, будто мальчик был из тончайшего стекла, взял на руки, поднял, послушал сердце, кивнул. Бэн приказал даххри лечь. Гнетущая тишина, как смолкло эхо корвусовой брани, повисла над низиной.

Ерши оказался ещё легче, чем помнил Бэн. Он надел свою куртку задом наперёд, затянул на спине рукава, а между курткой и животом пристроил мальчика. И все молчали, глядя на них.