Рихард Зорге

Целых шесть недель жили самой беззаботной жизнью: купались, загорали, совершали прогулки по берегу моря. Кругом были свои, друзья… Хотелось каждого обнять, словно родного. У Макса еще с войны была на ноге рана, которая никак не заживала и причиняла ему большие страдания. В Шанхае он лечил рану у очень дорогого врача, но безуспешно. Вода Черного моря оказалась для Макса целебной – он навсегда избавился от своего недуга.

После в целях конспирации их на время отправили под чужой фамилией в Саратовскую область. Они жили в маленьком степном городке Красном Куте, где Макс работал в МТС.

И теперь снова ехать навстречу тревогам и опасностям.

Анна запротестовала: она никуда не хочет уезжать! Ей нравится в степном краю. Спокойствие, тишина. Завелось кое-какое хозяйство: овцы, куры. Чего еще? В годы

неустроенной шанхайской жизни именно так рисовалась ей семейная идиллия. И теперь не верилось, что нужно снова возвращаться в мир, полный опасностей, где все держится на каких-то случайностях, где само существование представляется непрочным, зыбким.

Ее долго преследовали кошмарные сны: пустынные, словно вымершие, улицы Шанхая, Мукдена, Кантона, воронье, а на деревьях висят обезглавленные люди… Она заново переживала ужасы прежней жизни, просыпалась в ознобе, а потом до утра лежала с открытыми глазами. Мирное блеяние овец успокаивало ее, постепенно все становилось на свое место, обретало устойчивость, реальность. Прочь, прочь, тяжелые видения! Пусть прошлое не вернется никогда…

В конце концов они договорились, что в Токио Анна приедет несколько позже, когда Макс там устроится. Перед расставанием три недели провели в доме отдыха под Москвой.

В сентябре Макс уехал. Стремясь запутать иностранную контрразведку, он отправляется сначала во Францию, затем в Англию, Австрию, снова возвращается во Францию. Из Гавра на пассажирском пароходе покидает Европу. Впереди Америка!

Макс очень волновался. Морская полиция могла задержать и на пароходе, и при таможенном досмотре в Нью-Йорке. Больше всего пугал предстоящий визит в германское генеральное консульство на американской земле: там сидят дотошные немецкие чиновники. Станут наводить справки, делать запросы, уточнять. Почему уехал из Германии, где пропадал все последние годы? Не служил ли Макс Клаузен на трехмачтовой шхуне, которая в 1927 году совершила рейс в Мурманск?.. У фашистов цепкая память. Макс Клаузен боролся тогда за улучшение социального положения моряков и был хорошо известен на флоте.

Бесконечные океанские мили. Клаузен старался отсиживаться в каюте, ссылаясь на то, что плохо переносит качку. Нашлись сочувствующие, докучали за обедом, предлагали испытанные средства от морской болезни. Макс злился, нервничал.

«Я очень боялся, что меня задержат в Нью-Йорке. Но там мне повезло. Американский чиновник посмотрел мой паспорт, проштамповал его и вернул». Ему всегда везло, Максу Клаузену. У него была располагающая внешность. Доверчивый взгляд, ласковая улыбка, естественность во всем.

В германском генеральном консульстве осоловевшие от безделья чиновники обрадовались земляку-коммерсанту, без всякой канители оформили документы. Мало ли скитается по белому свету таких вот предприимчивых немцев, как этот добродушный толстяк Клаузен! Немцы – в Америке, в Африке, на Яве, в Китае и Японии. Некоторые обосновались на территории иностранных государств навсегда. Для таких наци даже придумали специальное название – фольксдойче.

И наконец, Сан-Франциско, борт парохода «Тацуте мару». Великий, или Тихий… Испытанный моряк Клаузен с наслаждением дышал океанскими ветрами. Он повеселел, охотно заводил знакомства и даже в самую свирепую качку не уходил с палубы. Знакомства пригодятся в Токио. У коммерсантов своя солидарность, степенный Клаузен им импонировал: сразу видно – деловой человек, знает цены, разбирается в тарифах! Давно ли Макс по указанию директора МТС налаживал радиотелефонную связь между МТС и тракторными бригадами?.. Фотография Макса красовалась на Доске ударников. Степной городок Красный Кут, села Гусенбах, Рекорд, Ильинка, Воскресенка, ерики, заросшие молочаем, бескрайняя ширь, запах спелой пшеницы… А перед глазами встает вздыбленный тайфунами океан. Гонолулу, остров Оаху и еще какие-то острова и атоллы, над которыми качаются кокосовые пальмы. Немыслимые расстояния отделяют его от Анни, от тракторных бригад, от тихого городка на самом берегу Волги – Энгельса, от всей той жизни, которая ему, так же как и Анни, пришлась по вкусу… Но как-то получается так, что всюду, куда бы ни занесла его судьба, он оказывается в своей стихии и не тужит о прошлом.

В Иокогаме на таможне к нему никто не придирался. Вскоре он уже был в Токио, в отеле «Сано», а вечером, как и положено добропорядочному немцу, отправился в немецкий клуб поиграть в скат, выпить кружку пива, закусить сосисками.

Максу не терпелось встретиться с Рихардом. Но до условленного дня – вторника – было еще далеко, а где находится бар «Гейдельберг» – место их свидания, Клаузен не знал.

Немецкий клуб располагался неподалеку от гостиницы.