Читаем Рихтер и его время. Записки художника полностью

Пасха в этом году была поздняя. Мы с Анюшей решили подарить Рихтеру пасхальное яйцо, но хотели, чтобы оно было очень большое. Долго думали, как его сделать. Было уже тепло. Можно работать во дворе. Там, на садовом столе, были сделаны из глины две впалые полуформы, идеально подогнанные друг к другу. Затем в них была многослойно вклеена газетная бумага. Она мялась, но в целом форма была хороша. Когда все окончательно высохло, получилось большое, правильное газетное яйцо, легкое и жесткое. При постукивании оно издавало сухой гулкий звук. В него была вклеена суровая нитка с петлей. Что-то рисовать на нем не хотелось, а выкрасить одним цветом казалось слишком просто.

Мы изобразили на нем небо. Все яйцо – бесконечное небо, с темной глубиной, слегка прикрытой многослойным прозрачным паром. Да это получилось уже и не небо, а только его глубина, и это странно противоречило выпуклой форме. Хотелось как-то возвратить яйцу его разрушенную глубиной поверхность. И вот появились нерегулярные белые мазки. Это не были птицы, а только как бы их полет или оброненные перья, медленно оседающие в синеве…

Святослав Теофилович был доволен и мыслью, и выполнением. Он пригласил меня красить пасхальные яйца. Мы работали целый день и не сделали ни одного яйца, похожего на другое, а выкрасили ровно сто штук.

Была чудесная Пасха. Голубое яйцо висело под плоским плафоном лампы и тихо поворачивалось вокруг оси. Гости уже ушли. Недавно начавшаяся ночь была наполнена звучащей тишиной. То дальний паровозный гудок, то перестук колес пустых вагонов…

Святослав Теофилович выглянул на балкон и кивнул мне, чтобы я вышел. Мы стояли, наклонившись над перилами. Далеко внизу отсвечивал фонарями асфальт. Святослав Теофилович вынул из кармана перегоревшую лампочку. Она тут же оказалась за перилами. Одновременно мы бросились в узкую дверь и, застряв в проходе, услышали хлопок. Потом еще откуда-то появились лампочки, уже не перегоревшие. Хлопок, и еще хлопок. К счастью, прохожих не было. На улице пусто, сыро и тепло. Весна переходила в лето.

Глава шестая. Дача

Быть может, в мысли нам приходит
Средь поэтического сна иная, старая весна?А. С. Пушкин

Весна переходила в лето. Анюша снимала дачу почти рядом с нашим домом – всего двадцать минут на автобусе по Волоколамскому шоссе.

Простенький городок Красногорск был уже принарядившийся и немного подкрашенный после войны. Здесь строили незатейливые домики, сажали молодые яблони и смородину в явной надежде на какое-то будущее. Эта мелкая россыпь молодых хозяйств как крупа покрывала невысокие зеленые холмы с розовевшими местами карьерами. Грязная речушка, перегороженная плотиной, шумела, а в тихих водах запруды отражались зубчатые стены и башни дореволюционной ситцевой фабрики, смахивающей на оперный замок.

Домик Анны Ивановны принадлежал пожилым молодоженам. Им было лет по шестьдесят. Хозяин просто не мог дня прожить, не подкрасив какую-нибудь царапину на стенах или наличниках своего дома, и так уже лоснившегося голубым и белым. Сад цвел и благоухал, а за ним стройными рядами были спланированы грядки.

Хозяева, очевидно, так любили друг друга, что не могли и минуты прожить врозь.

Внутри их новой бело-голубой уборной имелась гладко выструганная и покрытая лаком доска. В ней трогательно соседствовали два круглых отверстия. Одно – побольше, другое – поменьше. Это нас смешило, и мы по очереди вспоминали всякие классические пары – кто больше: Пелиаз и Мелизанда! Филимон и Бавкида! Ацис и Галатея! Такие же, как Ромео и Джульетта, Руслан и Людмила, Тристан и Изольда, имели меньшую стоимость по причине своей сверхизвестности.

У хозяев был пес Джульбарс. В целом – немецкая овчарка. Но Красногорск есть Красногорск, и поручиться головой за чистоту породы Джульбарса никто не мог. Однако пес весил килограмм пятьдесят, был бурно приветлив и от радости мог легко сбить с ног. Из всех нас Джульбарс явно выделял Рихтера. Ведь только он был в силах держать эту огромную собаку на руках, животом вверх, как ребенка. Так они оба любили иногда погулять по саду. Мы хохотали, а хозяева деликатно посматривали издали и как бы не замечали.

Ели на маленькой террасе. Место Рихтера было у окна. Его огромный загорелый локоть висел над дорожкой. Анна всегда готовила с любовью, но особенно – когда бывал Святослав Теофилович. Тогда она просто священнодействовала у двух керосинок, и эти трапезы были великолепны и изобретательны.

Вот мы за столом. С нами Наталья Владимировна Сапожникова, старинная подруга Анны. Попросту – Пуша. Это бывшая фрейлина последней императрицы. Теперь же она стара, глуха и бесконечно добра. Фиолетовая от сердечной недостаточности, чуть вывернутая нижняя губа делает ее лицо почти детским. Это – дивная душа, всем понятная и симпатичная.

Итак, Наталья Владимировна Сапожникова сегодня с нами. Она почти не слышит разговора и поэтому не может во всем участвовать. Живет чуть-чуть отдельно.

Анна (очень громко):

Перейти на страницу:

Все книги серии Музыка времени. Иллюстрированные биографии

Рихтер и его время. Записки художника
Рихтер и его время. Записки художника

Автор книги Дмитрий Терехов – известный художник, ученик выдающихся мастеров русского модерна Владимира Егорова и Роберта Фалька, племянник художницы Анны Трояновской, близко знакомой с Петром Кончаловским, Федором Шаляпиным, Константином Станиславским и многими другими деятелями искусства. Благодаря Анне Ивановне Трояновской в 1947 году произошло судьбоносное знакомство автора с молодым, подающим надежды пианистом, учеником Генриха Нейгауза – Святославом Рихтером. Дружба Рихтера и Терехова продолжалась около пятидесяти лет, вплоть до самой смерти великого пианиста. Спустя несколько лет Дмитрий Федорович написал свои мемуары-зарисовки о нем, в которых умело сочетались личные воспоминания автора с его беседами с женой Святослава Рихтера – певицей Ниной Дорлиак и ее ученицей Галиной Писаренко. Эта книга прежде всего дань многолетней дружбе и преклонение перед истинным гением. Она создана на основе воспоминаний, личных впечатлений и размышлений, а также свидетельств очевидцев многих описываемых здесь событий.

Дмитрий Ф. Терехов

Биографии и Мемуары
«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости
«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

«Зимний путь» – это двадцать четыре песни для голоса и фортепьяно, сочинённые Францем Шубертом в конце его недолгой жизни. Цикл этот, бесспорно, великое произведение, которое вправе занять место в общечеловеческом наследии рядом с поэзией Шекспира и Данте, живописью Ван Гога и Пабло Пикассо, романами сестёр Бронте и Марселя Пруста. Он исполняется и производит сильное впечатление в концертных залах по всему миру, как бы далека ни была родная культура слушателей от венской музыкальной среды 1820-х годов. Автор книги Иэн Бостридж – известный британский тенор, исполняющий этот цикл, рассказывает о своих собственных странствованиях по «Зимнему пути». Его легкие, изящные, воздушные зарисовки помогут прояснить и углубить наши впечатления от музыки, обогатить восприятие тех, кто уже знаком с этим произведением, и заинтересовать тех, кто не слышал его или даже о нем.

Иэн Бостридж

Музыка

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука