Рико, Оскар и тени темнее темного

ЛЕКЦИЯ

Бертс уже объяснял мне про лекцию — это когда студенты собираются в зале и профессор им что-то рассказывает. Может быть, сел-лекция означает, что студенты при этом сидят. Но зачем оставлять сел-лекцию в саду и как можно на нее писать — непонятно!

В конце прихожей было еще только две комнаты. На одной из дверей были приклеены пестрые картинки и постер с Барби. Я тихонько постучался и вошел. Если бы Софии не было дома, я бы сразу тайком убежал.

В комнате царил самый ужаснейший кавардак, который я когда-нибудь видел. Игрушки, одежки, комиксы, школьные вещи, коробки от дисков и компьютерных игр были разбросаны по полу. Пустые и полупустые бутылки минеральной воды, грязные тарелки и чашки стояли и лежали повсюду.

Любому ребенку потребовалось бы несколько дней, чтобы проложить дорогу наружу в прихожую через это месиво. И на всем лежало печальное серое покрывало, как будто здесь пятьдесят лет назад взорвался пылесос.

София возвышалась посреди этого моря беспорядка, как обреченный на гибель остров. Она просто стояла в середине комнаты, как будто уже давно ждала кого-то или готовилась к соревнованиям по засыпанию стоя.

— Привет! — сказал я.

София наморщила бесцветные тонкие брови. Взгляд у нее был такой тусклый, как будто глаза старались стать незаметными в этой серой комнате. За ней возвышалась двухъярусная кровать. Наверно, это очень утомительно — каждый вечер пробираться в кровать через такие горы мусора. Времени у меня оставалось немного. Тобиас мог в любой момент вернуться. Я достал из кармана брюк красный самолетик. И внезапно взгляд Софии совершенно просветлел.

— У меня он от Оскара, а у него он от тебя.

София пристально смотрела на самолетик. Ее глаза наполнились слезами.

— Он в большой опасности — ты ведь знаешь про это, да?

На секунду я испугался, что София ничего не слышала о похищении Оскара, но тут она кивнула. Да и странно было бы не знать, телик тут явно целыми днями не выключали. Перебранка соседей в ток-шоу доходила и до детской.

— Ты кое-что рассказала Оскару, да? — сказал я осторожно. — Что-то, о чем ты умолчала в полиции, потому что похититель угрожал, что тогда произойдет что-то плохое. Я прав?

Наконец-то София открыла рот. Голос у нее был такой же пискливый, как у птицы, которая уже выбралась из гнезда, но еще не решается полететь.

— Бренчалка сказал, если я его выдам, он заберет Яннека и убьет его.

Я посмотрел на нее непонимающе.

— Яннека?

Она показала на липкий письменный стол, заставленный так, что там негде было даже пристроиться, чтобы написать на клочке бумаги список покупок. Рядом с телевизором был водружен еще и монитор. За жирным помятым пакетом из «Макдоналдса» стоял круглый аквариум. В нем вяло плавала золотая рыбка, довольно противная на вид.

— Он болен. У него там что-то на плавниках.

Нет, ну вообще! Пусть кто-нибудь попробует найти более печальное место в мире! Мистер 2000 спросил Софию, кого она больше всех любит, чтобы шантажировать ее этим. И София назвала ему не родителей или брата, а свою больную золотую рыбку!

Я таращился на круглую банку, Яннек таращился на меня. Он вилял двумя бесцветными, странно разлохмаченными грудными плавниками. Мне стало нехорошо. Возможно, эту болезнь вызывали бактерии, которые сидели здесь в засаде где-нибудь между грудами мусора или за ними. Возможно, это были прыгающие или летающие бактерии. Я решил дышать только очень осторожно и снова сосредоточился на разговоре с Софией.

— Почему ты называешь похитителя Бренчалка?

Она медленно, но упрямо покачала головой.

— Ты можешь мне совершенно спокойно сказать про это. Я никому ничего не выдам.

— Оскар тоже так говорил! — неожиданно громко выпалила она. — А теперь его заперли в зеленой комнате!

— Что за зеленая комната?

Никакого ответа.

— София, Оскар — мой друг, — настаивал я. — Я хочу ему помочь, но я смогу это сделать, только если ты мне поможешь!

В ее глазах мелькнула враждебная искорка. Маленькие руки сжались в кулаки. Тонкие губы стали еще тоньше. Делать было нечего. Я подал ей красный самолетик. Она, помедлив, взяла его, как будто никто никогда не дарил ей более ценного подарка. Пальцем она неуклюже погладила по отломанному концу крыла.

— Он сказал, что я ему нравлюсь, — тихо сказала она.

— Так и есть. Он все время носил самолетик. Но потом потерял его. Когда его похитили, наверно.

Она посмотрела на меня, снова очень упрямо.

— Я обошлась дорого, — сказала она.

— Да, я знаю.

— Но мама получила деньги за интервью.

Я кивнул. Новый телевизор. Я слышал его грохот даже на лестничной клетке, когда вышел из этой печальной квартиры, в которой прочно поселилось серое чувство.

* * *