Рикошет (ЛП)

Губы Обри приоткрылись, когда она выдохнула, и слеза, собравшаяся на веке, наконец скатилась по щеке.

Она молчала, а я продолжил. Не знаю, почему. Возможно, я доверял Обри. Возможно, часть меня должна была поделиться с ней всем, потому что только она могла понять, на что была похожа жизнь, разрушенная этим ублюдком Каллином. Чувство было почти похоже на то, словно я выпускал из себя яд, не режа себя. Я все еще жаждал боли, но грустные глаза Обри, ее молчание и внимание, пока я рассказывал свою историю, каким-то образом держали меня на месте.

— У них было преимущество, они вырубили меня прикладом пистолета. Я пришел в себя через несколько часов. — Проводя рукой по лбу, я раскачивался, чтобы сдержать слезы, жалящие глаза. — Они все еще насиловали ее. Пытали. — Я ударил кулаком по голове, потом судорожно сжал виски, но слезы все равно хлынули из глаз. Я не мог удержать их, не тогда, когда думал о своей беспомощной жене и о боли, которую она испытала. Боли, которую я не мог остановить. — Моя прекрасная Лена.

Соберись. Заблокируй это. Новый всплеск гнева поднялся во мне, затмив собой слезы.

— Я набросился на них, ударил в лицо одного парня, и он выстрелил мне в ногу. Мой сын проснулся от выстрела. Он был... — Бл*дь. Бл*дь. Я широко распахнул глаза и втянул воздух, пока сражался с большим количеством слез.

Зачем я делал это с собой? Зачем все рассказывал ей?

Я хлопнул ладонями по полу, готовясь встать, найти свой нож и вырезать из себя дерьмо, но картина того, как Джей рухнул на пол после выстрела, заставила меня окунуться в самого себя.

— Его убили у меня на глазах.

В горле тянуло, и мой локоть врезался в стену позади меня, пробив ветхий гипсокартон. Я поднял дрожащие руки по обе стороны от головы, отчаянно ища воздух, но мои легкие закрылись, когда рот был открыт в немом крике, который я наконец-то выпустил.

Поток ругани отскочил от стен. Я хотел ударить кого-то. Что-то. Мое тело дрожало от ярости.

Мой сын. Мой красивый мальчик, который сражался, чтобы прийти в мир, был насильственно вырван из него.

— Иногда... Я все еще чувствую его на руках, понимаешь? Закутанного в пеленку. В безопасности. Защищенным. — Мой голос надломился, и я вдавил пальцы в шрам над ухом, который всегда будет насмехаться надо мной оттуда. — Я подвел его. Мне не удалось защитить его, хоть я обещал ему, что всегда буду это делать.

Рев боли, вырвавшийся из моей груди, рикошетил внутри моего черепа.

Когда он затих, единственным звуком, который остался, был постоянный шум крови, бегущий у меня под кожей. Воздух от моих выдохов ударялся мне в лицо, когда я сидел, засунув голову между колен. Сидя там, пока моя грудь разрывалась, сердце открывалось впервые за многие годы, до меня дошло, насколько изорванным я был внутри, насколько истекал кровью от боли. Боли, требующей освобождения. Что еще могло объяснить внезапную тупую боль, которая чувствовалась как раны, зажившие сами по себе?

Я никогда никому не рассказывал о том, что произошло. Даже Алеку.

— Майкл... сделал это с тобой, не так ли? Его люди убили твою семью? — Мягкий голос Обри пробил белый шум внутри моего черепа.

— Я очнулся и услышал, как один из них звонил по телефону. Он сказал остальным, что Каллин отдал приказ избавиться от нас. Сжечь все дотла. — Я поднял голову и провел лицом по бицепсу, вытирая слезы. — Так они и сделали. Они сожгли все дотла. Включая мою жену и сына.

— О, боже! Почему? — Агония управляет голосом Лены, заглушая звон внутри моей головы.

 Вкус металла обволакивает мой язык, а дым жжет в носу — столько дыма, что он наполняет мои легкие, как будто огонь полыхает где-то внутри дома. Я поднимаю голову из-под крови подо мной. Она моя? Я не знаю. Я ничего не помню. Так много черных пятен испещряют кошмар, который все еще разворачивается у меня на глазах.