«Рим». Мир сериала

К. Жуков: Цицерон продолжает вещать в том же духе, пока не заходит Антоний. В очередной раз запалил Цицерона, когда тот нес нелояльную пургу. И тут оказалось, что Антоний внимательно слушал Октавия. Точнее, теперь уже не Октавия, а Гая Юлия Цезаря Октавиана. И начинает Антоний с того, что говорит: «Если вы думаете, что правильно убили тирана, то послушайте. Что вы слышите? Вы ничего не слышите, потому что в городе тишина. Никто не радуется. Где толпы ликующего народа?» На самом деле он должен был бы сказать так: «Вы что слышите? Это не вопли радости». А город стоял на ушах. Вот был начальник республики — и вот его нет. Неважно, хороший или плохой. Естественно, все высыпали на улицы. Никто не знал, что делать, поэтому начали грабить. Ни коллегия ликторов, ни, условно, преторианские когорты ничего не предпринимали, потому что они не получали никаких распоряжений. Да и усмирить это все силами тогдашней полиции было нереально. Нужно было вводить войска. А как ты их введешь? Кому они подчиняться будут? Непонятно. Поэтому все сидели по своим укрепленным домикам.

Д. Пучков: Через смотровые щели поглядывали.

К. Жуков: Антоний к ним пришел и сказал: «Если вы сейчас покажетесь на улице, скорее всего, вас разорвут». Кстати, кое-кого действительно разорвали. В частности, претор Луций Корнелий Цинна, получивший при Цезаре преторство, вышел и сложил с себя преторские полномочия. Толпа хотела его убить, но не убила, потому что они перепутали его с другим Цинной — народным трибуном. Они не знали, какой Цинна сложил с себя полномочия, поэтому грохнули народного трибуна. Как именно звали народного трибуна Цинну, не знаю. Я смог найти только Гая Гельвия Цинну — поэта. Он на самом деле был народным трибуном, но его, по-моему, не убивали. Доказать, что это одно и то же лицо, невозможно. Но Плутарх пишет, что народного трибуна по ошибке шлепнули. То есть атмосфера в городе была не то что неспокойной, она напоминала взорвавшуюся бомбу. Поэтому все инициативы помпеянцев, которые они могли бы предпринять, были заранее обречены на неудачу. Решить вопрос можно было, только введя войска в город. Но неизвестно еще, кому бы стали подчиняться войска. Они запросто могли бы помпеянцев поднять на пилумы. Потому что Цезаря как воинского начальника в армии ставили на уровень бога. А эти нехорошие люди его шлепнули!

Д. Пучков: Такое не прощают.

К. Жуков: Ну и Антоний предлагает…

Д. Пучков: Он качественно выступил, увидев Помпея: «Если эта обезьяна не уйдет, я перережу ему глотку. Утром он пытался убить меня. Его присутствие оскорбительно». — «Ты ошибаешься, никто не пытался тебя убить. Я приказал тебя не трогать». — «Неужели?» — «Приносим извинения, если он переусердствовал. Ступай Квинт».

К. Жуков: 

И тут Антоний все раскладывает по системе Октавия: «Полный перезапуск. Цезаря как будто убила молния. Мы все при своих. Ну, если вы не хотите назначать перевыборы». — «Какие перевыборы?» — «Вы не подумали об этом? Цицерон, скажи им». — «Ну, вообще-то, да. По закону так положено».

Д. Пучков: Отлично выступил.

К. Жуков: Да. Антоний не очень умный, но как тактический командир в фильме великолепен. Когда ему объяснили, что нужно делать, он тут же пошел и сделал все самым лучшим образом. И выходит с предложением, чтобы Брут, Кассий, Сервилия и все прочие перекурили, а он на улице подождет.

Д. Пучков: Марк Антоний: «Единство. Публичные похороны Цезаря под нашим с тобой руководством. Оплачем и сожжем тирана». — «А потом?» — «Я дослужу до конца консульского срока, а потом тихонько отойду от дел. Удалюсь в провинцию, где буду возделывать поля. А республика будет жить без меня».

К. Жуков: Кассий немедленно предлагает шлепнуть Антония. А Брут говорит: «Это же мой гость, он у меня в доме». Сервилия: «Он не в доме, он на улице».

Д. Пучков: Тоже интеллектуалка.

К. Жуков: Она, конечно, сказать такого не могла. Хотя бы потому, что уличная территория тоже считалась домом. Его нужно было сразу убивать, пока его не признали гостем. Но Брут поступает как человек, для которого важно понятие чести. Иначе про него плохо подумают, а этого нельзя допустить.

Д. Пучков: 

Как полный дурак поступает. Каковым и является по фильму.

К. Жуков: Да.

Д. Пучков: А в это время во дворе Помпей уже приплясывает.

К. Жуков: Помпей гиеной ходит вокруг Марка Антония. А тот как будто не обращает на него никакого внимания. Выходит Брут, обнимается с Марком Антонием, говорит: «Будем друзьями». Марк Антоний разворачивается, глядит на Помпея.

Д. Пучков: Лучший момент в серии.

К. Жуков: Идет вроде как обниматься с Помпеем, после чего перерезает ему горло и говорит: «Вот теперь все нормально». А человек-газета объявляет о похоронах Цезаря.