– Тогда еще не все потеряно для этой несчастной, – серьезно сказал Харикл и, склонившись, стал рассматривать кровавое пятно под Агриппиниллой. – Возьми, пусть еще отопьет два полных глотка, и положи лед на живот, а не на голову. – Он протянул Ливилле матовый флакон. – Может, нам удастся сохранить ее ребенка. По крайней мере, я не вижу характерных сгустков на простыне. Если она его потеряет, боги жестоко покарают ее. Вели от ее имени совершить жертвоприношения.
Ливилла опять всхлипнула:
– Но она все равно попытается от него избавиться. Неужели ты не слышал о вчерашнем скандале?
– В ее положении вредно затевать глупые ссоры. Но вчера меня не было во дворце, я уезжал в Алба Лонгу собирать лечебные травы, ваш раб настиг меня на въезде в Рим. Что же могло произойти, что толкнуло ее на такой безумный поступок?
– Гай устроил роскошное пиршество, узнав о беременности сестры. Но, когда все кинулись поздравлять Агенобарба, явившегося изрядно навеселе, он такое сказал… такое сказал…
Харикл терпеливо дождался, когда иссякли слезы Ливиллы и она смогла продолжить:
– Прямо при всех он расхохотался громовым смехом и воскликнул, что от него и Агриппиниллы ничто не может родиться, кроме ужаса и горя для человечества.
Врач, слышавший много проклятий на своем веку, неожиданно почувствовал, как остатки волос зашевелились на его голове. Каждому ясно, насколько страшны эти слова. Да не услышали их боги! Теперь он понял, отчего несчастная женщина решилась на этот шаг, и, искренне пожалев ее, осторожно погладил слипшиеся рыжие волосы. Она зашевелилась.
– Его больше нет во мне? – спросила, открыв глаза.
– Слава Юноне, ребенок невредим. Боги подарили ему жизнь и не дозволили тебе избавиться от него. Смирись, сестра, и забудь глупые слова пьяного Агенобарба. Клавдилла попросит, и Гай быстро разведет вас.
– Мне надо подумать, – сказала Агриппинилла, устало опуская веки.
– Я оставлю с тобой рабыню, – произнес Харикл, – тебе не стоит быть сейчас одной.
– Не бойся, – ответила она, – я больше не попытаюсь причинить вред малышу. Мои муки – жестокое наказание за содеянное. И впредь я не стану испытывать терпение богов. Можете не бояться за меня. И пусть Юния сразу зайдет ко мне, как вернется.
У Агриппиниллы не было сил плакать, когда ушли Харикл и Ливилла, но зато были силы поразмыслить. Она ни на миг не пожалела о содеянном, отчаяние толкнуло ее на этот опасный поступок, и, принимая зелье, она отдавала себе отчет в том, что могла умереть сама. Но сейчас страх за свою жизнь липкими пальцами сжал сердце. Кому она сделала бы хуже, сойдя в царство теней? Уж точно, Агенобарб не пожалел бы о ней и не испытал бы ни малейших мук совести, ей хорошо был известен его нрав. Тогда зачем? Этот вопрос уже опоздал. Обидные слова больно обожгли память. Неужели из-за них она могла сотворить непоправимое?
И неожиданно дивным цветком расцвела в ней материнская любовь к едва не погубленному ребенку. Прижав руки к животу, она заговорила со спасенным малышом, просила прощения у него и клялась посвятить ему всю жизнь без остатка.
В этом состоянии и застала ее Юния Клавдилла. Ливилла уже успела ей обо всем рассказать. Она хотела гневно упрекнуть Агриппиниллу, но ни слова не сорвалось с уст, стоило ей увидеть счастливые глаза будущей матери. Присев рядом, она лишь нежно обняла свою неразумную подругу.
– Поклянись мне Великой матерью, – вдруг сказала Агриппинилла, подняв рыжую голову, – что, если у нас родятся девочка и мальчик, мы поженим их.
– Клянусь, – твердо ответила Юния и поцеловала ее заплаканные покрасневшие глаза.
Шум в коридоре заставил их насторожиться. С треском откинулся сорванный нетерпеливой рукой занавес, и перед молодыми женщинами предстал Калигула. Его зеленые глаза метали такие яркие молнии, что подруги сжались от страха, и руки Юнии еще крепче обхватили Агриппиниллу, желая уберечь от гнева брата.
Ругательства, обрушившиеся на голову несчастной сестры, опять заставили ее расплакаться.
– Скажи спасибо, что я не взял розги! Тебя следовало выпороть! Благодари Харикла, взявшего с меня слово не бить тебя!
– Гай, успокойся, – ласково сказала Юния. – Твоя сестра вне опасности, и малыш тоже. Харикл вовремя остановил кровотечение. Ливилла тоже заслуживает ласкового слова, если б не она, неизвестно, что могло произойти. Она проявила твердость духа, не впала в панику и умело распорядилась о надлежащем уходе, пока не появился врач.
Гнев Калигулы понемногу остывал. Слова Клавдиллы подействовали успокаивающе, и он, не сопротивляясь, вышел, когда она взяла его под руку и жестом дала знать, что хочет говорить с ним.
Но Гай, оказавшись с ней наедине за занавесями ойкоса, уже не был настроен на серьезный разговор. Он без слов увлек ее на мягкое ложе и принялся осыпать страстными поцелуями. Клавдилла вначале с сердитым лицом отбивалась, но вскоре притихла, поддавшись его горячности.