Рим. Цена величия

Резко развернувшись и даже не задумавшись, что бросает Клавдия одного, Юния побежала к своим носилкам.

«Убить Макрона! Убить!» – вихрем кружилось в голове. Холодный разум одобрял, а сердце протестовало. Его крепкие объятия, страстные поцелуи, пылкие признания – она не хотела жертвовать этим тайным счастьем. Но циничный разум ставил перед сердцем вопрос за вопросом, на которые не было ответа. А что будет, если Гай догадается обо всем? Не обернется ли любовь Макрона ненавистью, когда родится ребенок Калигулы? А полгода пролетят незаметно. Как она станет оправдываться?

Подъезжая в закрытых носилках ко дворцу императора, Ирод видел, как из ворот выехала Юния, а следом за ней Клавдий. Надо же, как испугался бедный старик! Видно, и не ложился в эту ночь. Агриппа отдавал себе отчет, что ворошит осиное гнездо, но любопытство подстегивало, заставляя забыть об опасности.

Калигула явился к нему заспанный и непричесанный, в мятой тунике. Рабам было велено раздать спортулы многочисленным просителям, с рассвета толпившимся в ожидании императора. Гай обрадовался другу, тут же принявшись подробно расписывать ему свой визит к Пираллиде. Закусив губы, Ирод терпеливо слушал, стараясь не выказать заинтересованности. Искренне жаль ему было свою любовницу! Их связывала и многолетняя дружба, и чувственная нежность – они берегли свои отношения, с трепетом относясь к известиям о неприятностях, старались помочь друг другу. Сколько раз Пираллида жертвовала собой, чтобы смягчить настойчивого кредитора Ирода, и не брала платы! Поэтому он, скрывая волнение, слушал его рассказ об Агенобарбе. Она попала в страшную, тягостную зависимость от наглого Домиция, жаждала покорить молодого императора в надежде на избавление, но просчиталась, недооценив его любви к собственной жене.

Когда запас красноречия Калигулы исчерпался, Ирод перевел разговор на другое, расспрашивая о последних днях жизни Тиберия. Гай отвечал неохотно, иногда просто игнорируя вопросы. Агриппа это заметил и неожиданно для собеседника вдруг поинтересовался, почему его сестра Друзилла до сих пор не вернулась из Капуи. Гай доверительно сообщил, что с Юнией у нее вышла крупная размолвка и Друзилла попросту боится попадаться ей на глаза. Ирод удивился и стал настаивать на подробностях.

Калигула поведал, что Друзилла прислала на Капри лживое письмо, где обвиняла Клавдиллу в неверности. Это повлекло за собой еще кучу разных вопросов, и, Калигула, ударившись в воспоминания, рассказал Агриппе о том, как Клавдий сообщил ему еще в мае, что Тиберий намерен изменить завещание в пользу своего внука, и настоял на его отъезде на Капри; как цезарь не желал с ним разговаривать, но вдруг в свой день рождения вызвал к себе и дал капсу с письмами, свидетельствующими, что Тиберий Гемелл – ублюдок Сеяна; как вызвал префекта претория и Силана, чтобы сообщить им о завещании, где из ненависти к отпрыску Германика все-таки не вычеркнул Гемелла; добавил, что тогда узнал о самоубийстве Фабия; как тосковал о супруге, а она, будто снег на голову, неожиданно приехала, переодетая преторианцем; как они делали наряд из занавеса (это повеселило Агриппу) и как Тиберий вдруг потребовал их развода. Клавдилла даже не попыталась отстоять свою любовь, внушив цезарю, что сама мечтает об этом, и вдруг раб привез письмо сестры, обвиняющей ее в разврате. Если бы в Остии ему не встретилась Ливилла, не успевшая опередить козни Друзиллы, он убил бы Юнию, настолько был разгневан. И действительно, связь их с Макроном имела место, но не любовная. (Ирод скрыл нехорошую усмешку. До чего ж хитра Клавдилла!) Как они были на волосок от гибели, когда Тиберий решил вернуться.

– Но почему все-таки цезарь заподозрил вас? – прервал Калигулу Агриппа.

– Письмо Друзиллы попало к нему в руки. Я и сам до сих пор гневаюсь на эту глупую гусыню. Пусть сидит в Капуе и истекает желчью от зависти к своим сестрам. Да и мы хороши – объявили о разводе, а сами жили вместе на Палатине! Тиберий всех ненавидел, особенно нашу семью, но Клавдилла одна смогла затронуть его сердце. Все-таки хорошо, что когда-то мой прадед разлучил его с первой женой, которую и напомнила ему Юния при первой встрече. А она тонко сумела сыграть на этом обманчивом сходстве.

– Я восхищаюсь твоей супругой! – воскликнул Агриппа. – Ранее я считал, что моя Киприда – образец для подражания, но Юния превзошла ее. Такую искреннюю любовь и верность сейчас не встретишь.

Возможно, он еще долго расточал бы сладкие слова лести, но в триклиний неожиданно вбежала взволнованная Клавдилла. Увидев гостя, она резко остановилась и побледнела. Испуг метался в ее глазах.

– Что случилось? – спросил Гай. – Где ты была?

– Все в порядке, ездила в Саллюстиевы сады, – ответила она, через силу улыбнувшись. – Мне сказали, лебеди вернулись на озеро.

Калигула безмерно удивился, но промолчал. Если она не желает говорить, значит, на то есть причины.

– Я только что расточал похвалы твоей божественной красоте, прекрасная Юния! – низко склонившись перед ней, произнес Ирод. – Сегодня твой супруг много рассказывал мне о тебе.