Рим. Цена величия

Наконец Агенобарб подал знак к началу состязания. Все уже изрядно выпили, поэтому принялись громко подбадривать хозяина. Домиций торжественно встал, слегка покачнувшись, отставил чашу.

– Гай Юлий Цезарь! – торжественно объявил он во всю мощь своей глотки. – Принял ли ты мой вызов?

– О да! – не менее торжественно провозгласил Калигула, поднимаясь во весь рост.

– Посвятим же наше состязание богам Аполлону и Венере, а несравненная Юния Клавдилла пусть рассудит по справедливости и одарит победившего, – сказал Домиций. – Предлагаю выбрать еще двух судей из присутствующих здесь высокородных патрициев.

Множество рук потянулись вверх – все захотели быть судиями этого необычного состязания. В конце концов выбор пал на старого Гая Помпония Грецина – ставленника Тиберия, бывшего друга Овидия, и сенатора Агриппу, тонкого ценителя искусства. Судьям поставили солиумы с резными черепаховыми спинками, инкрустированными серебром и цветными камнями, с массивными ручками и на высоких резных ножках в форме химер. Юния торжественно заняла центральный солиум. Жребий решил, что первым выступает Агенобарб. Его вызвали на сцену.

Он уже успел облачиться в белоснежную тогу с золотой каймой и венок из золотых лавровых листьев, изображая Аполлона, его рыжая борода была завита крупными кольцами на манер персидских властителей. В руках он сжимал изогнутую лиру, перевитую желтыми лентами. Фигура его выглядела величественной, но в то же время комичной. Зная нрав Агенобарба, вечно неопрятного и равнодушного к одежде, все диву давались тому, как изменила его любовь.

Когда Домиций запел под собственный неумелый аккомпанемент, первым побуждением присутствующих было заткнуть уши – настолько громко он ревел. Видимо, он решил, что чем сильнее он будет напрягать голосовые связки, тем лучше получится. Пирующие просто не знали, куда деваться, неудержимый хохот рвался наружу, но, помня о вспыльчивости непредсказуемого Агенобарба, никто не смел даже улыбнуться. Сама Юния сидела, точно мраморная статуя, не шевелясь. Ей приходилось тяжелее всех под пристальным взором Домиция, прикованным к ее лицу, а обижать его своим смехом не хотелось. Гней пел от души, долго расписывая красоту возлюбленной, прелести ее тонкого стана с такими вольностями, что Клавдилла постоянно краснела. Когда он закончил, все с облегчением перевели дух.

И на сцену выступил Калигула. Ни для кого не было тайной, что его певческие таланты гораздо скромнее ораторских. Поэтому тихие вздохи послышались отовсюду в предвидении худшего. Он провел пальцами по струнам и запел. Все замерли от удивления – насколько красив оказался его голос! Некоторые даже привстали, изумляясь. Песнь лилась, переворачивая души, проникая в тайные уголки, вызывая все хорошее и доброе. Матроны утирали невольные слезинки. Сам некрасивый Калигула даже преобразился, казалось, слушателям открылись тайные стороны его души. Лишь Юния задумчиво сидела, никаких эмоций не отразилось на ее прекрасном лице. Но этого не видел никто. Все, охваченные неизведанным волнением, устремили свои взоры на певца.

Едва песнь затихла, зал взорвался овацией. Выкрики одобрения неслись со всех сторон, все требовали награды Гаю Цезарю. Судьи встали с кресел, чтобы огласить решение. Старый Агриппа в волнении закашлялся. Тогда взял слово Помпоний Грецин, величественный седовласый старец.

– Сиятельные гости! – обратился он к присутствующим. – Мы единогласно присуждаем победу Гаю Юлию Цезарю. Пусть его прекрасная Клеопатра преподнесет ему награду. Давайте совершим возлияние Венере и Аполлону, благосклонным к сегодняшнему победителю!

– Пусть подойдет ко мне победитель! – звонко сказала Клавдилла.

Она сняла с пальца драгоценный рубиновый перстень. Калигула спустился к ней со сцены и встал рядом.

И тут случилось неожиданное. Из-за занавесей сбоку сцены показался актер в маске Аполлона. Он-то и подошел к Юнии, она торжественно поблагодарила его за прекрасную песнь и преподнесла награду. Все, остолбенев, молча наблюдали. Судьи в изумлении попятились.

– Что это значит? – спросил Агриппа.

– А это значит то, что достойный римлянин должен проявлять свои таланты не на глупых состязаниях певцов, а применять их на благо империи. Наследник престола Римской империи, империи, властвующей над миром, – не певец, рядящийся в маски. Предоставим же петь тому, кто нашел в этом жизненное призвание. Поблагодарим Мнестера, порадовавшего нас своим искусством!

Голос Юнии звучал торжественно и серьезно, и ни судьи, ни даже сам Агенобарб не решились возразить ей. Жидкие хлопки переросли в овацию Мнестеру, который снял маску и высоко поднял руку с сияющим рубином.

Агенобарб подошел к Юнии:

– Прости, моя божественная. Я и вправду недостоин петь пред твоими прекрасными очами. Ты дала мне хороший урок. Но я клянусь златокудрой Венерой, что когда-нибудь завоюю твое уважение и любовь.

Юния усмехнулась…