Рим. Цена величия

– О боги, время пришло, а они пьянствуют до сих пор. Сейчас же пришлю рабынь одеть вас и причесать. Баня уже готова, надо освежиться перед жарким днем.

Рабыни омыли девушек в драгоценных благовониях, сделали массаж, расчесали запутанные волосы. Гемма потрудилась над каждой с тонкой кисточкой в руках, постаравшись скрыть следы бурной ночи. Замужних матрон облачили в белоснежные столы, а Юнию – в тонкую тунику невесты. Крик восхищения вырвался из уст подруг, стоило Кальпурнии внести огненный фламмеум. Гемма помогла Юнии обуться в высокие сандалии из цветной кожи. Подружки невесты взяли вышитый пояс и, напевая священную предсвадебную песнь, стали затягивать затейливый геркулесов узел.

– Крепче вяжите, – командовала Юния, – пусть Гай порядком помучается, прежде чем распутает его на брачном ложе.

Самого кропотливого труда стоила прическа. Подружки с песнями разделили роскошные волосы невесты на шесть прядей и возложили на дивный фламмеум величественную зубчатую корону. Как солнце, ярко сияло отполированное золото.

Затем они со словами молитв поставили перед домашним алтарем жертвенную еду, вино, положили детскую одежду невесты и ее игрушки. Юния улыбалась.

– По-моему, невеста уже старовата для этих детских забав, – шепнула она подругам, рассматривающим ее пыльные куклы.

Женщины прыснули со смеху.

– Сохраняйте серьезность, – сделала Кальпурния замечание, но у самой улыбка затаилась в уголках губ.

Юния коснулась кольца с агатом, свидетеля кровавой тайны, что навек связала ее с Сапожком. Немного подумав, она надела его на палец камнем вниз. Кальпурния заметила это и внутренне содрогнулась, хотя не могла сейчас предугадать, что эта подземная богиня, чей символ был выгравирован на черном агате, вскоре сыграет свою зловещую роль и в ее жизни.

Силан, облаченный в белую тогу и тунику с широкой пурпурной полосой, зашел в ларарий. Он принес свои жертвы во славу процветания будущего супружеского союза.

– О боги! Как ты прекрасна, дочь моя! – счастливо сказал он. – Ауспиции уже дали благоприятный результат. И сам день обещает быть солнечным и не слишком жарким. В атриуме собралась невиданная толпа, все жаждут увидеть самую прекрасную невесту Рима. Пойдем, скоро должен прибыть жених.

Юния опять побледнела. Ливилла со смехом стала ее успокаивать.

– Что ты смеешься, сестра? – возмутилась Друзилла. – Забыла, как сама лила слезы перед свадьбой? Ты последней из нас выходила замуж и была совсем еще сопливой глупышкой. Агриппинилла, помнится, даже руки хотела наложить на себя, до чего боялась Агенобарба. Одна я держалась с достоинством.

– Конечно, конечно! – подхватила Энния. – Я помню твои расспросы, Друзилла, про надлежащие пятна на простынях.

– Не продолжай! – воскликнула та и густо покраснела.

Все рассмеялись.

Роскошный атриум бывшего дома Ливии был полон. Громкие приветственные крики раздались при появлении прекрасной невесты. Тучный Силан ловко сновал меж гостями, принимая поздравления. Юнию и ее подруг тут же обступили знатные патриции в белоснежных тогах, невеста всем улыбалась, но глаза ее смотрели точно в пустоту пред собой. Приятное волнение вновь заставило сжаться маленькое сердечко в ожидании приезда жениха.

XXXIV

Макрону было тесно в тяжелой парадной тоге. Выпитое вино временами давало о себе знать звонким гулом в ушах. Его седые волосы были искусно уложены парикмахером, грубые руки умащены маслами, подбородок гладко выбрит. Он с ненавистью смотрелся в зеркало – гораздо лучше он чувствовал бы себя в привычной преторианской тунике и панцире. Префект не любил внешнего лоска, считая его более подобающим для слащавых юнцов вроде Ганимеда. Ловко же их разыграли эти бестолковые девчонки! Дорого бы он дал, чтобы узнать, в чьей дерзкой головке зародилась эта блестящая идея! Скорее это Юния или несносная ветреница Друзилла. Он ненавидел Гая Цезаря за то, что тот не поддался чарам переодетой Юнии. Кто знает – ответь Калигула на страстный призыв египтянки, может, и не состоялась бы сегодняшняя свадьба? Тогда слабая искра надежды, тлеющая до сих пор в глубинах мрачной души Макрона, обрела бы ослепительную силу. Он завоевал бы Юнию, умолил бы старого Тиберия поженить их своей волей, но… вместо этого должен присутствовать на мучительной для него церемонии в качестве посаженого отца жениха. Макрон еще раз посмотрелся в зеркало, тяжело вздохнул и приказал подавать носилки.

Калигулу он застал во дворе. В ослепительно белой тоге, из-под которой виднелись длинная туника и высокие сандалии, тот нетерпеливо вышагивал рядом с золотой колесницей, запряженной Инцитатом в паре с черной кобылой.

– Ах, Невий! – крикнул он, по обыкновению забыв о приветствии. – Что же ты медлишь? Я жду тебя уже вечность. Толпа за окнами с раннего утра не дает мне покоя громкими криками, народ с нетерпением ожидает нашего выезда из дворца. Свита уже готова. Видел бы ты нарядные экипажи наших сенаторов.