Рим. Цена величия

Отец ожидал ее уже один, без ненавистной мачехи. Девушка села в мягкую катедру ближе к тлеющей жаровне и осмотрелась. Силан с любовью расставил здесь свитки с творениями любимых поэтов и трудами историков, украсил ниши бюстами Катулла, Горация, Овидия и слепца Гомера. Невысокая статуя императора Тиберия стояла на столе. Стены и потолок таблиния были расписаны героическими эпизодами странствий Улисса.

– Юния, – наконец заговорил Марк. – Для тебя не секрет, что я против твоего брака с наследником императора, несмотря на то что породниться с сыном уважаемого мною Германика – высокая честь для нашего рода. Ты отдаешь себе отчет, что Гай не такой, как его героический отец, что он не унаследовал ни одной черты его великодушного и мужественного характера? Его нельзя назвать и бледной тенью Германика. То, что о нем говорят в Риме, – ужасно. Его поведение идет вразрез со всеми нормами морали…

– Я не хочу слушать тебя, отец. Мне не нравится, что ты оскорбляешь Сапожка, которого я люблю с того мгновения, когда Агриппина рассказала мне о нем. Он именно тот, о ком я мечтала. Как ты не можешь понять, он половинка моей души. Мы хранили друг другу верность более пятнадцати лет, и вот теперь, когда его усилиями Тиберий вернул нашу семью в Рим, он сдержал свое обещание жениться на мне, которое дал, будучи мальчиком восьми лет. Неужели это ни о чем не говорит тебе?

Юния принялась нервно крутить отточенный стиль, сжимая тонкими пальчиками острые грани. «Мой отец не умеет быть благодарным, – раздраженно думала она, – жить в роскошном доме самой Ливии, иметь множество рабов, не потратив даже и асса по приезде в Рим. Все подарил нам мой Сапожок! А флакончики с драгоценными духами, дорогие туники, украшения, плащи, золоченые носилки… Что нужно этому завистливому гордецу?»

– Я прошу тебя, дочка, – продолжал Силан, – давай вернемся в Александрию. Я не хочу жить за чужой счет, это претит мне. Гай Цезарь не хранил тебе верность эти годы. Я слышал, что у него была связь с родной сестрой. Я не хочу, чтоб моя единственная дочь погубила свою жизнь, сойдясь с человеком, запятнавшим себя подобным преступлением.

– Отец, твой голос напрасно дрожит, я знаю о Гае все. Он говорил мне об этом инцесте, случившемся лишь потому, что Друзилла похожа на меня. Помнишь, даже Агриппина упоминала о нашем сходстве много раз. Пусть он не хранил мне верность телесную, да и как такое можно требовать от молодого мужчины? Но в сердце его царила одна я. Я пойду к себе, отец, давай, прошу тебя, больше никогда не говорить об этом. Единственное, что скажу тебе: если хочешь, после свадьбы забирай Кальпурнию и возвращайся в Александрию.

Силан побледнел: внезапно сдавило грудь, и черные мушки зароились перед глазами. Он сел в кресло, держась за сердце.

– Что творишь ты со мной, Юния? Не чтишь семейных обычаев, посягая своим ослушанием на власть отца. Я вправе убить тебя собственноручно за неповиновение…

– И представь себе, что последует за моей смертью, – зловеще проговорила девушка. – Ничто не спасет тебя. Даже вмешательство самих бессмертных богов не даст тебе уйти от мести Калигулы.

В сердцах размахнувшись, Юния резко вонзила стиль в деревянную капсу со свитками Катулла и выбежала из таблиния. Злоба переполняла ее сердце, душила цепкими пальцами. Отец угрожал ей смертью за непослушание! Как он смел! У своих покоев она налетела на Гемму, больно стукнулась коленом и влепила рабыне звонкую пощечину.

– За что, госпожа? – Слезы полились из глаз девушки, а на щеке отчетливо проступило красное пятно от сильного удара.

– Что ты бродишь тут, глупая?

– Раб Ботер дожидается тебя у ворот, привратник только что доложил мне о нем, и я тебя искала. – Голос Геммы дрожал от страха.

Юнии захотелось вмазать ей еще, но она сдержалась и пошла к двери.

Ботер с каким-то свертком дожидался ее у входа в атриум. Он поклонился:

– Мой господин просил тебя прибыть к нему тайно и незамедлительно, переодевшись в это платье. – Он подал сверток.

– Ты знаешь тайный криптопортик, ведущий во дворец Тиберия?

– Да, госпожа.

– Отлично, таким способом мы быстрее проберемся во дворец.

Хлоя и Гемма, заплаканная, с пылающей щекой, быстро облачили девушку в красную тунику с птеригами офицера легиона и натянули парик. Хлоя тонкой кистью подвела брови и юношеские усики, и Юнию стало не узнать.

Она предусмотрительно запаслась светильником, и они с Ботером за четверть часа добежали до покоев Калигулы.

XIII

Оставшись в одиночестве, Силан дал волю своему отчаянию. Скупые мужские слезы покатились по морщинистым щекам. Глупец! Куда исчезли все тщеславные надежды? Даже выгодный брак дочери не сделает его нужным и значительным человеком. Клавдилла вознесется в блеске величия, а он окажется забыт и заживо похоронен в стенах дома.