Между девятью и двенадцатью не две полоски, а три… Чудеса какие-то. Кому и зачем нужны такие часы?! Но она не сдалась, поставив стрелки на верное время. К вечеру и посмотрим, что будет показывать этот странный механизм, стучащий как большое сердце, ровно, медленно, звенящий какими-то металлическими внутренностями. Даже часы ей теперь нравились.
Надо было зайти в родительскую спальню, но для этого необходимо собраться с духом. Агата понимала, что сожженное тело отца давно увезли коллеги Лири. Да и минимальную уборку там наверняка сделали, но заставить себя…
Она стояла у двери и не решалась ее открыть. Потом решительно повернула начищенную ручку и все-таки вошла. Если бы не черный, с неровными краями круг на полу, ничего страшного в комнате не было. Кресло аккуратно поставили на место, даже кровать застелили. На нее-то Агата и присела, бездумно глядя на следы пожара. Темные обгоревшие доски в эпицентре были выжженными на пару сантиметров вглубь, шершавыми, а ближе к краям — просто обожженными до черноты, но гладкими.
И как с этим жить дальше?
Дело не в досках, конечно, дело в том, что отец никогда не вернется. Его больше нет.
Казалось, дом негромко вздохнул вместе с ней. Немного позже ее вздоха. И вновь воцарилась тишина. В заботливо приоткрытое агентами окно пахнуло теплым ветром. Странно, но горелым не пахло. В комнате вообще застыли умиротворение и покой — как на городском кладбище.
Внизу звякнул звонок. Кто бы это ни был, Агата сейчас была искренне благодарна: сидеть здесь и медленно сходить с ума совсем плохо.
Пришла Энни, но не одна. Позади нее стояла госпожа Петерс, а от ворот, не в силах сдержать любопытства, поглядывал сержант.
— Здравствуй, Агата! — вежливо, словно напоказ, сказала подруга, теребя в руках сумку. — Можно зайти?
— Здравствуйте, дорогая! — повторила за ней учительница.
— Э-э-э… — Агата даже немного растерялась. — А, да! Конечно, конечно, заходите! Здравствуйте! Пожалуйста.
Энни, с любопытством оглядываясь, зашла в холл. Госпожа Петерс вела себя скромнее. По крайней мере, головой по сторонам не крутила.
— Пойдемте на кухню, — сказала Агата. — Ни разу не принимала здесь гостей, но больше вроде бы как и негде.
— Включи чайник, я здесь немного… Мама передала… — немного путано объяснила Энни, встряхнула своими разноцветными волосами и начала выкладывать на стол пакетики с выпечкой, бутерброды, нечто, завернутое в промасленную бумагу.
Агата налила воду и включила чайник. Госпожа Петерс села на стул, очень прямо, словно демонстрируя осанку.
— Прежде всего, дорогая Агата, позволь принести наши соболезнования. От меня, от мужа, — она махнула рукой в сторону входа. — От всей нашей школы. Мы глубоко скорбим… Ваша семья только переехала, и сразу столь жуткие события. В городе говорят, что Томас сошел с ума и заявился к вам с канистрой бензина, верно?
Ага… Ну что ж, неплохой слух запустили. Молодцы агенты! Не рассказывать же правду о том, что здесь произошло.
— Да-да, — неопределенно кивнула Агата. — Он еще стрелял… Вы не поверите, насколько все было страшно.
Энни, не дожидаясь чая, ухватила бутерброд и впилась в него мелкими, но на удивление белыми зубками. Агате она напомнила сейчас белку — они с отцом в детстве кормили их в глобургском парке. С отцом…
— Простите, — она едва не заплакала. — Я не хочу вспоминать. Мать с братом сильно пострадали, они сейчас в больнице.
Про Лири никто ничего не знал, что даже к лучшему. Меньше сплетен.
Госпожа Петерс с благодарностью приняла чашку чая, неодобрительно глянула на жующую Энни, но промолчала.
— Я даже не знаю, как нам дальше жить… — честно закончила Агата. — В дом вложены все семейные деньги, отец даже должен остался.
— Вот! — качнула чашкой учительница. — Об этом я и хотела с тобой поговорить, дорогая. Меня крайне заботит твоя дальнейшая судьба. По закону нужно опекунство, либо ты должна переехать в приют, пока не выздоровеет твоя мама. Как член городского совета, да и просто как неравнодушный человек, я обязана прояснить ситуацию. Доктор Кольбер сказал, что твоя мама — не говоря уже о брате, но речь сейчас не о нем, — не совсем психически… гм, стабильна. Что-то нужно делать!
Прекрасно… Кроме всего, что уже стряслось, эти люди хотят засунуть ее в приют.
Агата почувствовала, как внутри собирается тугой вихрь ищущей выхода силы, но не представляла себе — что ей делать. Размазать по стене эту сушеную выдру? А смысл? Да и к тому же нельзя решать все на свете насилием. Кругом же не враги.
На втором этаже астматически вздохнули часы. От этого протяжного скрипа Энни подпрыгнула на месте и едва не уронила бутерброд. Даже госпожа Петерс нервно огляделась по сторонам, словно испугавшись. Послышались пять глухих, с паузами ударов.
— Часы, — сказала Агата. — Это просто старые часы, не волнуйтесь.
— Я не волнуюсь, дорогая моя, — важно заметила госпожа Петерс. — Меня, нашу маленькую госпожу Трогарт, всех нас крайне тревожит твое ближайшее будущее, а с этим вопросом нельзя допустить ни малейшего промедления…
Энни удивленно вскинула голову, услышав свою фамилию, но не успела вмешаться.