Миссия Кардутсата была не напрасной. Его успех так поразил другого епископа, армянина, которого звали, очевидно, Маку, что он также с несколькими священниками поехал к гуннам «еще через две недели годов». Захарий Метиленский, наш источник сведений о Маку, пишет, что «он затем построил кирпичную церковь, посадил растения и посеял разные виды семян... и многих крестил». Какова была судьба кочевников, обращенных им и Кардутсатом? Об этом нам известно не больше, чем о том, как закончился необычный эксперимент Маку по превращению кочевых пастухов в оседлых земледельцев. Он, несомненно, осознавал, в чем состояла основная проблема обращения кочевников в христианство. Немногие византийские священники смогли бы — я уже не говорю о том, захотели бы они, — вынести тяготы кочевой жизни в степи. Но задача обращения была бы несравнимо более трудной, если бы гунны не испытывали на себе постоянного влияния миссионера, жившего среди них. Поэтому Маку пытался отучить их от кочевой жизни и собрать вокруг церкви, которая должна была стать центром общинной жизни. В такой общине они могли жить, не переходя бесконечно от пастбища к пастбищу вслед за зеленой травой, как вынуждены были поступать все кочевники. Если бы у нас было больше информации, мы, возможно, узнали бы и о других попытках обращения кочевников, но из них не многие заслуживали успеха больше, чем Маку с его экономическими прозрениями и тот неизвестный ученый, который впервые записал язык «гуннов».
Таким образом, в середине VI века появились некоторые новые феномены. До этого отдельные варвары принимали христианство во время службы в римской армии, теперь же целые группы их становились христианами, вступая в императорскую армию. Отдельные люди и даже иногда группы проделывали путь из диких просторов ВагЬапа в Константинополь с определенной и ясно выраженной целью принять крещение. Новообращенный варвар берет на себя обязательство быть политическим союзником римлян. На южных границах и на краю степи священники (хотя обычно не католические) по своей собственной воле решаются выехать за пределы Империи и проповедовать там Евангелие. Императоры приходят к убеждению, что общая религия — это общая внешняя политика, хотя подобное убеждение не всегда оказывается справедливым. И для франков, и для византийцев их собственные материальные интересы были гораздо важнее, чем тот факт, что и те и другие называли себя католиками. Земля, разбой и власть представляли больший сиюминутный интерес, чем природа Божественной Троицы.
Тацит был не первым, но и не последним римским автором, который обратил внимание на то, какие военные перспективы заключены в виноторговле с германцами. «Если вы будете поощрять их несдержанность и дадите им столько, сколько они жаждут иметь, — пишет этот сенатор, — то они будут так же легко побеждены собственными пороками, как и оружием». Он рассказывает о том, как целая когорта германцев была уничтожена изобретательными гражданами Кельна, которые пригласили их на роскошный пир с обильным вином, а когда германцы уснули, заперли двери и подожгли здание60
. То, что во времена Тацита было интересными размышлениями, приняло более конкретную форму в конце четвертого века. «Итак, варвары тоже пьют вино, — пишет св. Амвросий, — римляне охотно поощряют их в этом, чтобы они напились и тогда, ослабевшие, они легко могут быть завоеваны вследствие их собственного опьянения»61. Так как епископ не высказывает своего отвращения к подобной процедуре, можно сделать вывод, что он ее одобряет. Видимо, ему не приходило в голову, что рекомендуемый им способ действий противоречит закону. Продажа вина за границу была в это время запрещена. Святой написал это вскоре после 386 года, то есть всего через несколько лет после того, как в 370-375 годах императоры запретили экспорт вина и растительного масла варварам (с. 14). Императоры сделали это по экономическим и, возможно, военным причинам, но никак не из моральных соображений. Но каковы бы ни были эти причины — экономические, военные или моральные, — Амвросий об этом не заботился.