Римский орел. Орел-завоеватель

— Верно! Так ее и зовут. У нее потрясающая маленькая рабыня, верно? Я не против как-нибудь к ней приглядеться получше. К рабыне, разумеется, — поспешно пояснил Клавдий, в то время как Веспасиан пытался взять себя в руки, ибо начинал медленно закипать. — Но твоя Флавия тоже о-очень даже симпатичная особа. Только немного своевольная, а, Нарцисс?

Император подмигнул своему вольноотпущеннику, но тут его снова одолел тик. Лицо Клавдия передернулось. Нарцисс слегка покраснел и обратился к Плавту:

— Представь следующего, пожалуйста.

— Вителлий, старший трибун Второго легиона, Цезарь.

— Вителлий, мой мальчик, у тебя все хорошо? — спросил Клавдий.

— Как всегда, Цезарь, — с самодовольной улыбкой ответил Вителлий.

— Твой отец передает тебе п-привет и надеется… и надеется… — Лицо Клавдия сморщилось от напряжения, прежде чем ему удалось поймать мысль. — А, вспомнил! Надеется, что ты составишь славу вашей фамилии. Точно, так он и сказал! Ты как, будешь сегодня на пиру?

— Прости, Цезарь, но обременительные служебные обязанности, возложенные на меня моим легатом, требуют, чтобы я рано лег.

Клавдий рассмеялся:

— З-значит, сегодня тебе не повезло. С-служба есть служба. С-старайся, юный Вителлий, и ты д-далеко пойдешь.

— Сделаю для того все возможное, Цезарь.

Клавдий продолжил движение вдоль офицерского строя, и Вителлий рискнул быстро подмигнуть легату. Завершив наконец обход, император согласно церемониалу отсалютовал орлам легионов и произвел требуемое возлияние возле армейского алтаря, после чего Нарцисс провел его в роскошные покои, возведенные для него на плацу. Как только Клавдий скрылся из виду, генерал Плавт отпустил офицеров, после чего погонщики увели слонов, а преторианцев разместили в заранее подготовленных палатках возле самого плаца, как можно ближе к царствующей особе, жизнь которой они поклялись защищать ценой собственных жизней.

Веспасиан поспешил к своему командующему с твердым намерением на сей раз во что бы то ни стало предупредить его об опасности. Плавт бросил на него усталый взгляд, поджал губы, но, видимо осознав, что от легата все равно не отделаться, сказал:

— Даже с женой еще не повидался?

— Никак нет, командир.

— Ну ладно, но только быстро.

График командующего был очень плотен, и любая задержка грозила немалыми неприятностями.

— С глазу на глаз, командир.

За плечом командующего в пределах слышимости маячил Вителлий.

— То, о чем я собираюсь сказать, предназначено только для твоих ушей.

— Проклятье! У меня нет на то времени.

— Должно найтись, командир. Поверь мне.

Подобная настойчивость являлась явным нарушением субординации, и Плавт понимал, что такой крепкий службист, как Веспасиан, не позволил бы себе ничего подобного без веских причин. Быстро кивнув, он поманил легата за собой в штаб, где завернул в первый попавшийся канцелярский отсек. Писцы, корпевшие над документами, удивленно подняли головы.

— Оставьте нас, — приказал Плавт, и писцы, положив свои перья, тут же торопливо покинули помещение. Плавт закрыл полог и сердито повернулся. — Ну, выкладывай, что за не терпящую отлагательства новость я должен выслушать незамедлительно и непременно с глазу на глаз. Говори!

Веспасиан не заставил просить себя дважды.

Глава 40

Лагерь на южном берегу давно погрузился в сон, когда полог шатра Флавии поднялся и бесшумно скользнувшая внутрь темная фигура осторожно переместилась к кровати. Войдя в круг слабого света одной-единственной все еще не угасшей масляной лампы, Веспасиан посмотрел на спящую жену, дивясь ее безмятежному совершенству. Мягкий оранжевый свет проливался на гладкое лицо Флавии, губы ее были слегка раскрыты, дыхание чуть шелестящее, ровное, так мог бы звучать отдаленный морской прибой. Темные пряди волос разметались по шелковому подголовнику, он наклонился, чтобы принюхаться к ним, улыбаясь знакомому запаху. Выпрямившись, Веспасиан пробежал взглядом по ее груди, тихонько вздымавшейся и опадавшей, а потом загляделся на колебания шелка, облегавшего все ее стройное тело.

На какой-то момент он едва не поддался волне проснувшегося в нем желания. Флавия, такая близкая и такая невинная в своем сладком сне, была притягательной для него точно так же, как в первые жаркие дни их головокружительной страсти. Плод этой страсти, он знал, лежал рядом, в детской.

Перед тем как пройти к жене, легат заглянул туда посмотреть на маленького Тита. Малыш лежал на спине, подложив ручонку под темноволосую головку. Рот его был открыт. Ребенок, на свой младенческий манер, очень походил на мать, но сейчас это вызвало у Веспасиана не умиление, а прилив раздражения, обращенного, разумеется, не на малыша, а на жену, испортившую все драгоценное между ними.

Некоторое время он стоял, не отводя глаз от спящей супруги, потом опустился на мягкий матрас. Послышалось легкое шуршание шелка, задетого более грубой шерстяной тканью его армейской туники, и Флавия во сне перекатилась на другой бок, сбив ритм своего дыхания добавившейся в него хрипотцой. Ее глаза открылись, закрылись и снова открылись, на этот раз шире. Она улыбнулась: