Римский орел. Орел-завоеватель

— Это я, командир, — сказал Катон, откидывая с головы капюшон. И наморщил нос. — Чем тут воняет?

Макрон, слабо улыбаясь, привалился к стене. Головокружение возобновилось, но теперь ему было на это плевать. Катон, благослови его боги, все-таки спасся. Теперь надо только чуток отдохнуть…

— Командир!

Центуриона бесцеремонно встряхнули. Он разлепил веки. Возвышавшийся над ним Катон крепко держал его за ремни снаряжения. Потом рывком вздернул на ноги:

— Нам надо идти, командир!

Ноги Макрона подкашивались, но настырный юнец потащил его куда-то, потом поставил к стене, сунув ему для опоры в руки древко штандарта. А сам глянул за угол и тут же отпрянул.

— Плохо дело, — сказал он. — Они в каждом проулке. Штурмуют площадь. Но мы их обхитрим.

— Да, но сначала мне нужно передохнуть.

— Нет, командир! Нельзя! Ни в коем случае! Отдохнешь среди наших!

Пинком ноги Катон распахнул ближайшую дверь и втащил Макрона в маленькую хибару. Слабеющий центурион смутно отмечал, что его влекут куда-то через темные переходы и дворики, пока не оказался в какой-то тесной и грязной каморке. Паренек усадил его, достал свой меч, потом скинул германский плащ и молча принялся рубить стену.

— Малый, ты часом не спятил? — устало спросил Макрон. — Что ты делаешь?

— Командир, по моим прикидкам, этот дом стоит возле площади и эта стена даст нам выйти к нашим. Если мы продырявим ее.

— Тогда я смогу отдохнуть?

— Тогда ты сможешь отдохнуть, командир.

Взяв меч в обе руки, Катон стал втыкать его в стену и отковыривать куски сухой глины, пока не обнажил большой участок оплетки. Он вытер лоб и снова с отчаянной энергией атаковал тонкие прутья лозы. Макрон безучастно за ним наблюдал, мало-помалу теряя интерес ко всему окружающему и постепенно отдаваясь желанию погрузиться в глубокое забытье.

Перешибать лозу оказалось трудней, чем рушить глину, но Катон без устали работал мечом и в конце концов вырубил в оплетке дыру, позволившую ему начать дырявить плотный слой наружной обмазки. Миг, другой — и мрак каморки пронизали первые полосы света, а воодушевленный юноша с еще большим энтузиазмом принялся расширять проем. Когда брешь показалась ему достаточной, он наклонился и подтащил к ней центуриона.

— Полезай первым, малый, — встрепенулся Макрон.

— Командир, мне проще пропихнуть тебя сзади, чем шарить потом в темноте.

— Ладно, толкай.

С помощью паренька Макрон просунул в отверстие руки, плечи и голову. Сверху на него что-то посыпалось. Он стал отплевываться, и тут кто-то заехал ему сапогом в бок.

— Эти поганые германцы уже сквозь стены лезут! — послышался чей-то голос.

— Полегче, ребята! Я свой!

Сильные руки выдернули его из дыры, а спустя мгновение и паренек стоял рядом с ним, стряхивая с себя пыль и грязь. Легионер, наградивший Макрона пинком, нервно сглотнул:

— Командир, я…

— Ничего страшного, сынок, все в порядке. Отведи-ка нас лучше к трибуну.

— Есть, командир.

Легионер поддержал Макрона с одной стороны, Катон — с другой, и вся троица поплелась мимо задних шеренг удерживавших подступы к деревенской площади римлян. Вителлий вместе с трубачом и знаменосцем когорты стоял на крыльце дома вождя.

— Остановитесь-ка, парни, — велел Макрон и, неуклюже выпрямившись, отдал трибуну салют.

— А! Макрон! Значит, ты все еще с нами? А мне сообщили, что варвары с тобой разделались. С тобой и с твоим пареньком.

— Они попытались, но обломали зубы.

— Вот и прекрасно. Но рана у тебя, смотрю я, нешуточная. Скверная рана. Надо ее поскорее промыть и перевязать. — Трибун ткнул пальцем в дверь дома. — Там лекари. Они, конечно, сейчас очень заняты, но, думаю, не оставят тебя без внимания. Скажешь, что я велел для начала смыть с тебя все дерьмо. — Вителлий поморщился.

— А где моя центурия, командир?

— Удерживает с другими ворота. — Вителлий посторонился, давая пронести в госпиталь очередного раненого. — А всех здешних ублюдков я велел вытолкать из деревни взашей. У меня слишком мало людей, чтобы отвлекать их на охрану этого стада.

— Как обстоят наши дела?

Вителлий нахмурился и ответил не сразу.

— Не лучшим образом. У нас осталось менее трехсот боеспособных солдат. Германцы господствуют на пяти улицах. Правда, остальные подступы к площади перекрыты огнем и мы все еще удерживаем часть стены.

— Сможем ли мы продержаться до прихода Веспасиана?

— Может быть. — Вителлий пожал плечами. — Во всяком случае, пока пламя за нас. Сейчас они давят, мы их отбрасываем. И будем отбрасывать, если фронт не расширится, иначе… — Он покривился и смолк.

— А что будет, если огонь подойдет к нам?

— Тогда мы отступим к главным воротам, а там уж прикинем, не выйти ли нам наружу. Туда, где нас очень ждут.

«То есть у нас два варианта: сгореть или потерять потроха, — подумал Катон. — Интересно, что лучше?»

— Ладно, Макрон. — Вителлий вздохнул. — Мне надо идти. А ты займись своей раной.

— А как насчет меня, командир? — спросил Катон, испугавшись, что все его сейчас опять бросят.

Вителлий опять поглядел на Макрона.

— Твой «насчет меня» может пока охранять твое знамя, центурион, — сказал он, коротко усмехнувшись, и быстро сбежал по ступеням.