Штандартенфюрер опасался советских военнопленных. В них он видел сплоченный отряд, уничтожить который нелегко, и решил расправиться с русскими по частям. Шпионы и провокаторы сообщили, что наиболее сильное ядро составляют военнопленные, проживающие в деревянных бараках. Комендант дал приказ: «Приготовиться к эвакуации русским военнопленным, проживающим в трех деревянных бараках – первом, седьмом и тринадцатом, а также двум тысячам евреев из Малого лагеря!»
Наступил решительный момент. Надо было немедленно начинать восстание или выполнять приказ коменданта. И снова интернациональный центр большинством голосов социал-демократов высказался против восстания.
Симаков собрал членов русского центра.
– Товарищи, часть русских эвакуируют, – сказал он. – Из лагеря уйдет одна из четырех бригад подпольной армии. Она должна действовать. Командиры рот, взводов и отделений должны быть со своими людьми. Я предлагаю, чтобы вместе с бригадой пошли члены центра Симаков, Бакланов и Левшенков и возглавляли боевые действия. В лагере пусть останутся Смирнов, Котов и Кюнг.
Против этого предложения никто не возражал.
– Вопрос решен, – заключил Симаков. – Теперь, Степан, ознакомь товарищей с положением в нашем арсенале.
– Мы имеем в своем распоряжении один ручной пулемет, восемьдесят семь немецких винтовок, около десяти тысяч патронов, девяносто восемь пистолетов, сто пятьдесят две самодельные гранаты, более двадцати бутылок с самовоспламеняющейся жидкостью и пятьдесят ножниц для резки колючей проволоки, – доложил Бакланов. – Я считаю, что уходящие из лагеря должны взять пятнадцать пистолетов и двадцать-тридцать ножей. Кроме того, нужны карты и компасы. Остальное оружие останется в лагере.
Члены центра единодушно согласились с Баклановым.
– Перед бригадой, уходящей из Бухенвальда, стоит задача: при первом удобном случае разоружить охрану и начать активные действия на территории Германии или Чехословакии, – сказал командир подпольной армии подполковник Смирнов. – Если же бригаде не удастся выступить одновременно, надо организовать побеги мелкими группами. Эти группы должны пробиваться на восток, навстречу частям Советской Армии.
Слово взял Михаил Левшенков, возглавлявший отдел агитации и пропаганды подпольного центра.
– Друзья, нам предстоит расстаться, – взволнованно сказал он. – Как сложится наша судьба, сказать трудно. Но мы останемся до конца верными солдатами Родины. Мы дружно работали. На счету нашей организации много славных дел. Надо, чтобы о них узнали люди, когда фашизм будет окончательно разбит. У нас есть ряд документов, отчеты о деятельности организации, листовки, прокламации, доклады и другие материалы. Все это мы оставляем вместе с оружием в Бухенвальде. Ответственность за сохранность документов предлагаю возложить на отдел безопасности.
Кюнг утвердительно кивнул.
– А теперь, друзья, давайте попрощаемся, – Симаков встал и крепко обнял Ивана Ивановича.
Семьсот бойцов подпольной армии и две тысячи измученных евреев покинули Бухенвальд.
Комендант был доволен первым успехом. Он опасался, что русские окажут сопротивление и не пойдут на частичную эвакуацию, и на всякий случай поднял по тревоге всех солдат. Но все обошлось благополучно. «Надо, не теряя времени, продолжать действовать, – думал полковник. – Успех приносят быстрота и натиск!» Он вспомнил о предложении Густа и вызвал адъютанта:
– Передайте по радио, но только не в виде приказа. Нет! Просто сообщите: положение в лагере серьезное, и, чтобы избежать больших недоразумений и кровопролития, я, комендант Бухенвальда, хочу посоветоваться с лидерами политических партий. Прошу их собраться к двенадцати часам у главных ворот. Ясно?
Адъютант щелкнул каблуками.
– Будет исполнено, герр полковник!
– Это еще не все, – продолжал штандартенфюрер. – Передайте в отдел службы безопасности и гестапо, чтобы там были наготове и ждали моего прихода. Как только я появлюсь в воротах, надо броситься на главарей и схватить их!
– Будет исполнено, герр полковник! Комендант открыл кожаную папку и, взяв исписанный лист, протянул его лейтенанту:
– А этот список передайте Шуберту. На всякий случай. Если политические главари не придут, пусть вызовет каждого персонально.
К двенадцати часам эсэсовцы были наготове. Но к главным воротам никто не пришел. Тогда лагерфюрер Шуберт приказал сорока шести политзаключенным явиться в канцелярию. Он пытался убедить, что вызывают их для «спасения и защиты от русских!»
Ему никто не поверил.
Шуберт, изрыгая ругательства, велел старостам бараков, в которых проживали вызванные сорок шесть узников, прибыть для объяснения.
Лагерь ответил молчанием. Блоковые не явились.