Рип Ван Винкль

Особенно странным показалось Рипу, что, хотя весь этот народ, по-видимому, развлекался, у всех были самые серьезные лица и все хранили таинственное молчание; никогда в жизни не видал он такого унылого веселья. Ничто не нарушало тишины, кроме стука шаров, которые, едва покатившись, будили в горах эхо, подобное рокочущим раскатам грома.

Когда Рип со своим спутником приблизился к ним, они внезапно бросили игру и уставились на него неподвижными, словно у статуи, глазами, и лица у них были такие странные и темные, что сердце у него ёкнуло и колени задрожали. Тут спутник его вылил содержимое бочонка в большие кубки и кивнул ему, чтобы он подал их играющим. Рип послушался со страхом и дрожью; они выпили в глубоком молчании, потом снова принялись за игру.

Мало-помалу страх и тревога Рипа проходили. Он осмелился даже, когда никто не смотрел на него, отведать напитка, который, как ему показалось, имел вкус отменной голландской водки. Рип был, разумеется, не дурак выпить и скоро соблазнился хлебнуть еще разочек. Один глоток потребовал второго, и Рип прикладывался к кубку так часто, что в конце концов сознание его затуманилось, голова закружилась, поникла на грудь, и он погрузился в глубокий сон.

Проснувшись, Рип увидел, что лежит на зеленом бугре, с которого впервые заметил старика в долине. Он протер глаза – стояло яркое солнечное утро. Пти-цы порхали и щебетали в кустах, и орел кружил в небе, подставляя грудь чистому горному ветру.

«Не может быть, – подумал Рип, – чтоб я проспал тут всю ночь».

Он стал вспоминать, что было с ним перед тем, как он уснул. Незнакомец с бочонком водки, горное ущелье, дикое убежище среди скал, похоронная игра в кегли, кубок…

«Ох, этот кубок! Этот проклятый кубок! – подумал Рип. – Что скажу я теперь госпоже Ван Винкль?»

Он посмотрел по сторонам, ища свое ружье, но вместо блестящего, хорошо смазанного дробовика нашел подле себя изъеденный ржавчиной ствол с отваливающимся замком да источенное червями ложе. Тут пришло ему на ум, что бородачи сыграли с ним шутку и, подпоив, отняли у него ружье. Волк тоже исчез; но пес мог погнаться за белкой или куропаткой. Рип свистал и звал его по имени, но все напрасно; эхо повторяло его свист и крики, а пес не появлялся. Рип решил снова наведаться туда, где вчера вечером шла игра, и, если встретит кого-нибудь из игроков, потребовать своего пса и ружье. Когда он поднялся, чтобы идти, то почувствовал, что разгибается с трудом и что отяжелел больше обычного.

«Эти горные постели не по мне, – подумал Рип. – Если я схвачу после этой прогулки ревматизм, попадет же мне от госпожи Ван Винкль!»

С трудом спустился он в котловину и нашел промоину, по которой подымался вчера вечером со своим спутником. Но, к его удивлению, сейчас по ней несся пенистый поток, прыгая со скалы на скалу и наполняя долину журчаньем. Рип все же попытался карабкаться кверху вдоль ручья, с трудом прокладывая себе дорогу сквозь заросли березняка, сассафраса[5]

и орешника, то и дело путаясь в лозах дикого винограда, который протягивал свои завитки и усики от дерева к дереву и раскидывал хитрые сети на его пути.

Наконец добрался он до того места в ущелье, где среди скал открывался выход к амфитеатру. Но тут не осталось и следов этого выхода. Скалы стояли высокой, непроницаемой стеной; поток низвергался оттуда полосой перистой пены и падал в широкий и глубокий бассейн, черный от тени окружающего его леса. Бедному Рипу пришлось остановиться. Он снова позвал и посвистал своего пса; в ответ раздалось лишь карканье стайки праздных ворон, которые вились высоко в воздухе над сухим деревом, наклонившимся над озаренной солнцем пропастью. Чувствуя себя в безопасности, вороны, казалось, глядели вниз и потешались над замешательством бедняги. Что было делать? Утро уходило, и Рип почувствовал голод и вспомнил, что не завтракал. Ему жаль было собаки и ружья; он со страхом думал о встрече с женой. Но не помирать же ему было с голоду здесь, в горах? Он покачал головой, вскинул на плечо ржавое ружье и с сердцем, полным тревоги и беспокойства, повернул к дому.

Приближаясь к деревне, Рип повстречал несколько человек, но никого из них он не знал, и это отчасти удивило его, так как он думал, что знаком со всеми по соседству. Да и платье на них было иного покроя, чем тот, к какому он привык. Все они смотрели на него с таким же удивлением и всякий раз, взглянув на него, поглаживали подбородки. Видя этот постоянно повторяющийся жест, Рип невольно сделал то же и, к своему изумлению, обнаружил, что у него выросла борода в добрый фут длиной!