Рис Инари (СИ)

Рен проворно вскочила с дивана и рванула на нашу кухоньки с возгласом: «Я чайник поставлю!». А вот я взгляд не отвела и даже не покраснела. Чего я там не видела? К тому же я точно знала, что он спал в одежде. Он встретил мой прямой взгляд с ухмылкой, встал и всласть потянулся. Кот он, подзаборный! А не лис!

Легким движением пальцев Кио убрал свою постель с пола, как обычно, вроде бы в никуда, и сел в кресло, я же побрела на кухню готовить для мужчин завтрак. Я помогла Рен накрыть на стол, и только мы сели завтракать, как Рен задала вопрос заставивший учителя Сабуро поперхнуться.

— Я думала, вы у Юри останетесь на время восстановления?

— Для этого Юри должна была пригласить меня остаться на ночь в ее доме.

— А она не приглашала? — снова наивно спросила Рен.

— Очевидно, — проскрипел зубами Кио, а я улыбнулась в чашку.

Ага! Я в этом виновата? Да? А он тут совершенно не причем? Его на протяжении многих лет в дом не пускают, только на время. Как в мотеле. Заселение только на два часа, а потом — выметайтесь. Сутки оплачиваются по другому тарифу! А он винит во всем меня? Мужчины! У них кто угодно виноват, только не они, любимые!

А потом, почти сразу после завтрака, мы вышли на тренировку. И тут я в который раз поняла, что самоучитель — это, конечно, хорошо. Один учитель на двух лисичек? Вообще прекрасно! Но индивидуальный подход сразу двоих опытных наставников? Это просто сказка! Оба наших учителя, как ни странно, прекрасно ладили хотя бы в вопросах нашего обучения.

К обеду я была выжата и съедена как лимон с хорошей текилой. Но только совершенно ни о чем не жалела. Рен вообще сияла как медный тазик, в котором моя бабушка варила варенье. Лично мне всегда нравился этот тазик: и «накрыть» им можно, и сиять, как он — тоже не повредит, а еще это почти универсальное изделие, совершенно точно необходимое в хозяйстве.

После обеда, на диво очень сытного, потому что оба учителя постарались на славу и выложили из своих Инро много вкусностей, мы пошли учить теорию. А потом снова была тренировка. К ужину я слабо представляла, как доковыляю до нашей с Рен спальни. Но Кио заставил меня еще и его-любимого проводить до бывшей спальни Рен, открыть дверь и пожелать приятных снов. И только тогда он вошёл, по-хозяйски осматривая свое новое жилище.

«В нашем доме поселился замечательный сосед!», — бубнила я недовольно про себя, направляясь в нашу с Рен общую комнату. И это ещё неизвестно, насколько он тут задержится…

А среди ночи меня разбудила Рен.

— Аика! Просыпайся! — потрясла подруга меня за плечо.

— Рен! Я спать хочу! — отвернулась я.

— Аика! Там кто-то стонет!

— Что? Нет! Я никуда не пойду! Хватит. Я уже один раз сходила в метель. Мне, знаешь ли, хватило!

— Да это не на улице. Это у нас на первом этаже. В кухне!

— Что? — недовольно села я на кровати и прислушалась.

И тут, и в самом деле, я отчетливо разобрала чьи-то завывания:

«Карарин, корорин, канкорорин!

Глаза три, глаза три, зуба два!

Карарин, корорин, канкорорин!»

— Это еще что на моей кухне!? — недовольно забормотала я, выпутываясь из одеяла и спуская босые ноги на пол.

И, как была в одной легкой ночной сорочке и босиком, я и стала спускаться вниз по лестнице. Рен жалась за моей спиной, но не отставала.

— Может быть учителя Сабуро разбудим? — внесла Рен дельное предложение.

Я даже приостановилась. И в самом деле? «Зря мы его кормим?», сказал бы всем известный кот из Простоквашино, но я тряхнула головой.

— Нет! Это мой дом и моя кухня. Заорать и разбудить его мы всегда успеем, — постановила я и продолжила спуск.

Я так и застыла с лисьем огнем между пальцев на нижней ступеньке лестницы и с удивлением наблюдала за странным существом, что разгуливало у меня по кухне. Это была довольно красивая сандалия. Обувь была, совершенно точно, — не дзори, а именно — гэта. С большой платформой, на которой искусным мастером были вырезаны лисицы, раскрашенные, наверняка, вручную. Кстати, — розовые лисицы. Сандалия, была странная. У нее выросли две руки и две ноги. Они были коротенькие и несколько корявые, но все же это были руки и ноги, на которых сандалия весьма нелепо ковыляла по полу. А прямо между ремешками для пальцев на платформе появился большой глаз. Глаз был один и занимал почти все место на стельке. Носа не было, а рот находился прямо под глазом. Именно из него и неслись протяжные звуки, напоминавшие песню:

«Карарин, корорин, канкорорин!

Глаза три, глаза три, зуба два!

Карарин, корорин, канкорорин»

— Это что? — спросила я, потушив лисий огонь.

— Это очень похоже на Бакэ-дзори. Только вот странная она какая-то, — задумчиво протянула Рен за моей спиной, — Это же гета? И песенка странная. Напоминает скрип гета, которые действительно издают подобные звуки при ходьбе по полу из-за платформы.

— Ну да? И у гета три глазка? Ну такие отверстия для ремней просверлены.

— Ага. И два зуба? Деревянные бруски снизу подошвы, — вторила мне Рен, — Только вот обычно это все же дзори. Бакэ-дзори.

— А у нас гета. Мне вообще всегда обувь на платформе нравилась. Устойчиво и красиво, — протянула я, продолжая разглядывать странное существо.