Ришелье

Если дело и сдвинулось, то потому, что ларошельцы не только страдают от жестоких ограничений — вскоре им придется есть крыс, мышей, слизняков, траву, — но и пользуются проникновением в крепость смельчаков, пробирающихся тайными наземными и морскими путями. Кардинал знает о фанатичном упрямстве ларошельцев. Он знает, что город сдастся, если только найдется средство туда проникнуть, либо с помощью мины, либо взорвав ворота; или же если последние оставшиеся в живых жители (а умерших к этому времени уже много) не смогут больше держать оружие.

Ночью 11 марта экспедиция, возглавляемая будущим маршалом Марильяком и лично кардиналом, подбирается к воротам Мобек, считающимся самыми уязвимыми. Но она терпит неудачу: так и не подошли подрывники, заблудившиеся в болотах. На следующий день Шомбер не может взять ларошельский форт Тасдон. Эти две попытки показывают главнокомандующему, что все отныне держится на завершении его знаменитой плотины и ее способности закрыть доступ англичанам — они могут вернуться — и самим ларошельцам. В рапорте, посланном королю 6 марта, главный министр сообщает о вражеской шлюпке, вышедшей из Ла-Рошели в «полной темноте» и «попутном ветре», обманув «охрану галер и шлюпок». Он сообщает также, что часть кораблей, использовавшихся, чтобы перекрыть канал, погрузилась в ил. Пришлось исправлять положение, удвоив их число «кораблями, плавающими поверх утонувших кораблей… Это будет верное средство, что ничто не проникнет с моря в Ла-Рошель». Впрочем, шторм, разрушивший творение инженера Таргона, не повредил простой и грубой плотине системы Метезо и Тирио. Вплоть до возвращения короля (17 апреля) Ришелье активно пользуется своим генеральским патентом. «Это был его первый опыт, — писал Вольтер, — он показал, что решительность и гений слиты в нем в одно; он также строго поддерживал дисциплину в войсках, как в свое время порядок в Париже, хотя и то, и другое было одинаково трудно». Когда возвращается Людовик XIII, кардинал-министр продолжает играть главенствующую роль в восстановившемся дуэте командования королевскими силами.

Тем не менее весной происходят два новых важных события. 30 апреля мэром осажденного города становится Жан Гитон, неукротимый ла-рошельский моряк, символ сопротивления любой ценой. С 11 по 19 мая английский флот под командованием лорда Денби, шурина герцога Бэкингема, нагруженный продовольствием для Ла-Рошели и не боящийся молодого французского флота, отказывается от попытки силой разрушить плотину, хотя и все еще незавершенную. «Английский генерал, встав на якорь, похоже, пришел только для того, чтобы стать праздным свидетелем осады Ла-Рошели» (Р. П. Арсер). Но разве могли бы так долго продержаться ларошельцы, не надейся они на обещанную английскую поддержку?

Подобно синьору Дзордзи, венецианскому послу и гостю королевского лагеря, мэр Гитон убежден в одном: «Освобождение города может прийти только с моря». Как и Дзордзи, он знает, что плотина не завершена — ее слишком широкое отверстие охраняется лишь десятком небольших кораблей, соединенных тросами, — и лорд Денби может и должен расширить проход. Но англичане ведут себя нерешительно. Гитон не перестает напоминать им, как до, так и после убийства герцога Бэкингема (2 сентября), об их февральских обязательствах. К тому же он укрепляет защиту города, подбадривая сражающихся. Ларошельцы непохожи на людей, которым не хватает оружия и продовольствия: они продолжают осыпать королевские войска тысячами ядер. С помощью пасторов двух храмов Гитон поддерживает религиозный и воинственный пыл осажденных. Военной песнью защитников цитадели и добровольцев становится псалом 68, называемый псалмом воинов[83]:

Да восстанет Бог, и расточатся враги его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его.

Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия.

А праведники да возвеселятся, да возрадуются пред Богом и восторжествуют в радости.

Однако чем больше проходит времени, тем больше укрепляются плотина и морское превосходство королевских войск. Июль и август становятся для осажденных ужасными. В июле жители города уже питаются кожей коз и ягнят, очищенной от шерсти и вываренной. Однако мэр Гитон, поддерживаемый пастором Жаном-Пьером Сальбером, отказывается благословлять фанатика, вызвавшегося убить Ришелье[84]. В августе положение ухудшается: «пятьдесят людей всех полов и возрастов [умирают] ежедневно от голода и слабости» (Л. Крете). Даже Гитон полумертв от голода.